Астемир стал медленно читать, старик слушал, придерживая дыхание, чтобы хрип не мешал слышать.
— Вот что еще добавь! Чтобы пальнули из винтовок. Если после пальбы не проснусь, за сыпайте землею. На великих похоронах[26] солдаты давали залпы из винтовок. От стрельбы душе такое же удовлетворение, как от музыки, притом стрельба отдается в земле… Может быть, услышу…
Баляцо умер.
Несмотря на то что деду случилось побывать в роли председателя, земляки не находили за Баляцо никаких других достоинств, кроме того, что он знал много поговорок, песен и преданий. Известно, веселая шутка у кабардинцев ценится дороже барана… Всю жизнь прожил старик, не зная иных дорог, кроме тех, которые ведут в Нальчик на базар, на мельницу, в поле, к сельскому старшине, в мечеть…
И вот по какой дороге отправился теперь Баляцо.
Астемир поехал с доктором и с завещанием деда Баляцо к Маремканову. Он торопился, желая поспеть до утра, зная, как нелегко застать Инала. К счастью, Инал оказался в своем доме, и не один, а с Казгиреем Матхановым.
Совпадение невероятное! Казгирей явился к Иналу по такому же грустному поводу: умер Нашхо.
Тело Нашхо отправлено из Крыма в цинковом гробу. А главное — Матханов тоже пришел с завещанием брата, полученным через доверенного человека. В завещании умирающий просил похоронить его по мусульманскому обряду.
Инал был вне себя. Горько видеть предательство человека, в которого верил, а это завещание не один Инал считал предательством. Он не хотел согласиться с Казгиреем, допускал, что завещание поддельное. Нашхо был большевик, и смерть партийного человека должна учить жить других по-новому. Зная, что Нашхо умирает, Инал и все партийное руководство решили хоронить своего соратника с воинскими почестями… Да и могло ли быть иначе!
Казгирей настаивал на своем.
— Воля покойного нерушима, — твердил он.
— Вот он, настоящий большевик! — гремел Инал и потрясал тетрадкой с завещанием Баляцо и буквами, выведенными рукой старика. — Этот старик из глухого аула — подлинный революционер. Ему все почести! Бери, Астемир, оркестр. Это мое приказание. Вези оркестр в аул. Волю старика исполнить в полной мере.
Несмотря на приказание Инала, нелегко было убедить музыкантов ехать в незнакомый аул: даже военные люди страшились абреков. Весь день Астемир провел в хлопотах, покуда плакальщицы оплакивали Баляцо в его осиротевшем доме. Впервые в Шхальмивоко должны были затрубить медные трубы, никто здесь не видел похорон мусульманина по большевистскому обряду. Завещание деда Баляцо произвело не меньшее впечатление, чем открытие школы Астемира. Нужно было Астемиру учесть и то, что погребальное шествие мусульман совершается не так, как у русских, не с торжественной медлительностью, а быстро. Астемир понимал: здесь не годится играть ту музыку, которая называется у русских похоронным маршем. Между тем старый музыкант-капельмейстер не представлял себе: какую другую музыку можно играть на похоронах? Вдруг внимание Астемира остановил молодой трубач. Приняв важную позу, музыкант воодушевленно играл на трубе что-то необыкновенно красивое, мгновенно покорившее сердце Астемира. «Раз так, — подумал Астемир, — то это понравится и Баляцо».
— А оркестр может сыграть это? — спросил Астемир.
— Это марш из «Аиды», это не для похорон, — отвечал старый музыкант.
— Дед Баляцо просил нести его на кладбище под эту самую музыку, — уверенно сказал Астемир. — Очень прошу… Ничего, что это марш Аиды, она простит нас.
Так и было решено хоронить Баляцо под «марш Аиды». За музыкантами прибыли подводы в сопровождении народного милиционера Казгирея. Эльдар выслал своих конников.
Необыкновенные похороны собрали не только жителей Шхало, но и людей из других аулов. Все было в диковинку. Любопытство брало верх даже у тех правоверных, кто страшился участия в кощунстве.
— Разве он был большевик? — в растерян ности спрашивали одни.
И другие отвечали:
— Разве не видят твои глаза, что он был большевик? Разве не слышат этого твои уши!
Все произошло так, как хотел дед Баляцо.
Похоронная процессия с трубачами двинулась к кладбищу. Женщины-плакалыцицы рыдали как никогда. Этому способствовала и музыка. Оркестр, блестя трубами, шел впереди, исполняя марш из «Аиды», соответствующий быстрому шагу. Тело в гробу было прикрыто черной буркой и повязано в поясе белым башлыком. За гробом ехали вооруженные всадники.