Камаль оттолкнулся от стены и двинулся к бару, налив себе щедрую рюмку водки.
— Наконец, я слышу здравый смысл, — выпив сказал он.
— Ах, запах мести, — пошутил Тиг. — Ничто не способно разбудить твоего внутреннего Гази, как запах крови врага, да? (Гази (араб. غازي) — название вольных воинов-добровольцев, защитников веры, правды и справедливости. Понятие встречается в мусульманских источниках c X—XI вв.)
— Мой внутренний Гази готов испить немного твоей крови, если ты не будешь осторожен в своих высказываниях, — зарычал Камаль, поворачиваясь к Дереку. — У нас слишком много нитей ведет к Уильямсу. Думаю, мы сможем точно раскопать, что произошло, чтобы не аукнулось это нам позже. — Он помолчал. — И я также думаю, что мы должны снова прощупать Лондон.
Скотт и Тиг застонали одновременно, Дерек просто слетел с катушек.
— Черт возьми! Мы это уже проходили. Она не представляет для нас угрозы, и она не продавала Мелвилла. Я предложил ей деньги, она отказалась. Мы не будем тратить время, гоняясь за призраками.
Камаль нахмурился, но промолчал.
— Итак, Уильямс, — продолжил Дерек, похрустывая шеей из стороны в сторону.
— Я могу приставить к нему одного из своих стажеров? — предложил Скотт. — Я скажу ему, что это часть внутренней игры, и он будет следовать за Уильямсом несколько дней, посмотрим, куда он ходит и с кем встречается.
Дерек кивнул, соглашаясь последить за Уильямсом нескольких дней, чтобы выявить связь между Ником Паттерсоном и Уильямсом.
— Отлично. А я схожу прямиком к Нику, посмотрю ему в глаза и спрошу какие у него дела с Уильямсом. Нет смысла топтаться на месте, тем более, что у меня вдруг появилось много свободного времени.
Тиг открыл дверь, повернувшись к остальным.
— Как обычно расходимся по одному, именно благодаря Дереку имея большое количество дополнительной работы, — он подмигнул. — Теперь, я знаю какие вы все, засранцы, но у меня свидание, и она гораздо интереснее, чем вы.
Дерек усмехнулся, и в его голове возник образ Лондон, распластавшейся голой на кровати.
— Заседание закончено, — рявкнул он, прежде чем направиться к двери в след за Тигом.
12.
— Мне припарковаться здесь, мэм? — спросил охранник у Лондон, сидевшей на заднем сиденье автомобиля, подъезжая к ее дому.
— Да. Но я пока не буду выходить, я… эээ… просто посижу здесь несколько минут.
— Как вам угодно, мэм. Не торопитесь. Я выйду и разомну ноги.
Лондон молча поблагодарила его, охранник оказался сообразительным, поэтому вышел и прислонился к дверце машины.
Она смотрела через дорогу на двухэтажный таунхаус, на витиеватый кованный забор, окружающий двор и широкое парадное крыльцо. Такая же металлическая ограда окаймляла французский балкон на втором этаже. Лондон смотрела на французские двери, выходящие на балкон и вспомнила, как стояла там вечерами, наблюдая за людьми, выгуливающих собак, детьми, играющими на тротуаре, приходящими и уходящими служащими в современный торговый центр по соседству. Эта улочка с жилыми домами была узкой, связанная с двумя главными дорогами, поэтому по ней часто бродило много пешеходов.
Листья клена во дворе покраснели и опадали на траву. Лондон почти чувствовала запах тыквенного хлеба, который мать пекла осенью, добавляя традиционные приправы, а также кардамон — отголосок ее ближневосточных корней, проявляющихся в выпечке. Она ощущала запах специй, наполняющих дом, когда Лондон возвращалась из школы, а ее мать оставляла на столе еще теплый хлеб, всегда проверяя вернулась ли Лондон из школы, даже когда Фаррах должна была быть в университете.
Стеклянные двери открылись, и блик света передвинулся на крыльце. Лондон задержала дыхание, наклонившись к окну автомобиля, почувствовав, как узы потянули ее в сторону кирпичного дома.
Фаррах вышла за дверь, потянувшись к почтовому ящику, повешенному у крыльца. В ее темных волосах появилась небольшая седина, которой не было десять лет назад. Но они по-прежнему были густыми и блестящими, с локонами, закрывающими лицо, собранные заколкой на затылке.
Лондон смотрела на мать тоскливыми, голодными глазами. Она осматривала каждый дюйм женщины, которая семнадцать лет посвящала свою жизнь дочери. Лицо Фаррах оставалось все еще красивым, почти без морщин, но вокруг рта залегли складки, сообщающие, что она очень долго уже не улыбалась, и чувство вины пронзило грудь Лондон, вызвав такую острую боль, что ей пришлось перевести дыхание и протереть запотевшее пятно на окне.