— Да ты чего боишься?
— Кто? Я?
Звонок надрывается.
Мне не понятна его реакция. Я закипаю медленно, но верно.
— Мишенька, открой ей дверь, — говорю как можно дружелюбнее.
— А с чего ты взяла, что за дверью женщина?
— Я никого не жду. А без приглашения может явиться только Мананка. Это ее долбанутая манера вжимать до упора кнопку звонка. Да открой уже ты ей, наконец!
Мишенька нехотя плетется в коридор, долго возиться с хорошо знакомым ему замком, а открыв, странно шушукается с кем-то в коридоре.
— Кто там? — кричу ему.
Он не отвечает.
Я уже готова увидеть Мананку и выслушать лекцию о ее правоте по поводу нас с Мишенькой. Но ее нет. Я жду. До меня доносяться странные звуки.
Мне это не нравится.
Решительно встаю, забыв, что голиком, иду узнать в чем дело. В коридоре вижу странную картину: Мишенька пытается выпихнуть за дверь какую-то женщину. Они возятся, пыхтят, он упирается в нее, она упирается в дверной косяк.
— Что тут происходит? — спрашиваю обоих.
Вид голой меня останавливает их лишь на мгновенье. И вдруг женщина как заголосит:
— Шалава! Проститутка! Чтоб ты сдохла! Из семьи его вздумала увести?
Мишенька, выпучив испуганно глаза, закрывает ей рот, она визжит еще громче. А я оперлась плечем о стену и мне кажется, что я им мешаю.
Подошел Верух, спавший все это время на кухне, сел рядом. Мы с ним как два зрителя-мазохиста в кинозале на дерьмовом фильме: смотреть невозможно, но любопытен финал.
— Слышь, Верух.
— Ур-р.
— А где попкорн?
Эпизод 21
Я страдаю от одиночества и дни наедине с собой мучительно долги. Мананка занята по работе. Мишенька, после известных событий, пропал.
Я, как могу, гоню день к вечеру, вечер сжимаю до ночи. Потому, что ночи — это время Веруха, а я жажду его бесед и рассуждений. Но Верух тупо изображает кота.
Мой мучитель и спаситель, мое добро и зло — Верух — прав, я очень плохо знаю себя. Я ничего не умею, ничего не понимаю и мне страшно.
Оказалось, я скучаю по Мишеньке, а Славный вообще ушел из головы. Мне казалось, я буду носить эту боль в душе до смерти. Но теперь Славный даже не печальное воспоминание. Теперь Мишенька моя печаль. Столько о них я себе напридумывала и столького от них ждала! Мне больно и обидно за то, что я такая дура.
Как-то Верух сказал:
— Ты выдала желаемое за действительное.
— Я хотела любить и быть любимой! Что в этом постыдного?
— Ты не с того начала.
— Я вообще не знаю, зачем я это начала, зная изначально, что он не мой мужчина.
— И все-таки начала.
— Я устала от одиночества…
— Тебе хотелось, чтобы тебя пожалели, приласкали и повысили твою, опущенную до предела, самооценку.
Я знаю, что этот чертов придурок прав во всем. Но мне хочется его побить за эту правду.
3
Эпизод 22
Мишенька снова пьян. Слезно скулит у меня в коленках, клянется в любви и снова обещает меня осчастливить, если только я немного подожду, войду в его положение и т. д. и т. п. Он сильно изменился со времени нашей первой встречи. Мне до чертиков надоело с ним возиться. За последние полгода мы встречались то на съемных квартирах, то в его офисе, то на каких- то лавчонках на улице. Уж какое тут настроение, когда все время опасаешься нарваться на его жену, подругу жены, тетю жены, собаку жены или кого-нибудь еще из окружения его жены.
Одеваюсь, матеря его и себя вслух.
— Забудь меня, — бросаю через плечо и с силой хлопаю дверью.
Улица приятно свежа. Неспеша цокаю каблуками. Не хочу ехать, хочу пройтись, надышаться ночью. Слишком душили меня эти отношения. Зря я позволила нам обоим так далеко зайти и так издеваться друг над другом. Теперь все позади. Давно мне не было так легко.
Под ритмичный цокот шагов в голове рефреном речитативит фраза: «Небо за меня, небо за меня…».
— Девушка, — голос из темноты, — не страшно одной ночью?
Нехотя останавливаюсь, поворачиваюсь на голос, всматриваюсь в темноту. Из темноты выходит мужчина и подходя ко мне продолжает:
— Пивка с другом попил. Думал до дома не дотерплю. Стою, кусты поливаю, слышу вы идете. Ночью одна, без провожатого?
— Я гуляю.
— По ночам? Вам куда?
— Мне домой, — отвечаю смущенно.
— Так я провожу? А дом-то где? — он берет меня под локоть.
— Там, — робко показываю скрюченным пальцем.
— Так нам с вами по пути.
***
— Если захочешь меня найти, я всегда вечерами здесь. Дальше добежишь сама?
Я кивнула. Андрей поправил мне челку, громко чмокнул в щеку:
— Ну, пока.
Я повернулась и пошла от него на непослушных ногах. Каблуки на любимых туфлях вдруг стали совершенно неустойчивыми. Солнце слепило глаза, руки мешались, и я не знала куда их девать. Я не знала, смотрит ли он мне вслед, но обернуться меня не заставили бы даже под дулом пистолета.