- Что ж ты, дочка, в душу-то свою тьму пускаешь, да мысли черные в головушке своей светлой держишь. Гони их прочь! Нет в мире ничего дороже, чем свет души твоей. Береги его, - крепко прижимая меня к своей груди и щедро делясь со мной своим теплом, советовала она.
- Как? Как, матушка? Без него и свет не мил? Не могу без него, да и не хочу теперь, зная, что он есть, что он реален,– взывала к ней я, от боли срываясь на крик. А под конец мой севший от рыданий голос позволял мне только шептать, - люблю его, больше жизни люблю. Вот что мне с этой любовь делать?
- Раз любишь, то и береги свой свет, ради него береги. Кто знает, как жизнь сложиться? Может, придет день, и одного его лучик хватит, чтобы спаси его: озарить тьму вокруг него, обогреть его, - мягко увещала она меня.
А после она еще долго не выпускала меня из своих объятий, качая и баюкая как маленького ребенка.
Думаю, это дало мне сил перезапустить свои жизненные параметры. Не могу сказать, что в одночасье мне стало легче. Да, мне все еще было больно, настолько больно, что и дышать порою трудно, но именно эта боль доказывала, что я есть, что я живу, что я – это все еще я. Теперь я видела смысл примириться с болью в груди и найти в себе силы, чтобы существовать дальше (пока просто существовать), отодвинув свои чувства на второй план. Хотя бы ради мамы Миры, хотя бы ради нее. Эта чудесная женщина достойна этого.
После этого разговора все чувства в моей душе будто притупились, а если сказать точнее, заморозились. Я стала обращать внимание на то, что происходит вокруг меня. Изменения в жизни обитателей пансионата не были такими уж значительными. Размеренный уклад их жизни всколыхнул разве что отъезд семейства Россалери. Они покидали столицу под аккомпанемент рыданий своей юной влюбленной дочери, чье сердце было разбито. Ругаясь сквозь зубы, уважаемый господин Стефано грозился выдать безутешную девушку замуж за сына своего партнера. Такие перспективы на будущее только многократно усиливали поток девичьих слез.
Объект же ее страсти, господин Мэринаро, по просьбе торговца отсутствовал по «очень важным» делам.
Расстроившись еще больше от того, что не сможет проститься с любимым, милая девушка обратилась ко мне с просьбой:
- Госпожа Равена, - шепотом произнесла она, утянув меня за собой в подсобку, - не откажите в малости: предайте это письмо господину Мэринаро. Отец, конечно, не одобрил бы этого поступка, но я хочу хоть так донести до него свои чувства. Могу я Вам довериться в столь щепетильном вопросе?
Она была так подкупающе искренна, что я не нашла в себе сил отказать ей, да и кто я такая, чтобы судить о силе ее чувств. К тому же от меня ничего невозможного не требуется, а уж как поступит господин Мэринаро с письмом – не моя забота.
- Давайте, обещаю, что передам в целости и сохранности, - протянула руку, чтобы взять послание, на что девушка, просияв лицом, торопливо достала конверт.
- Спасибо, спасибо, спасибо, - горячо благодарила она меня.
Вечером того же дня, после ужина, я подловила мужчину, чтобы передать ему прощальное письмо. Стоило мне только обратиться к нему, как на него, казалось, напал ступор: он замер на месте и, не моргая, смотрел на меня.
- Господин Мэринаро, господин Мэринаро, - дважды позвала его я, так как никакой реакции на свои слова я не дождалась. Лишь после третьей попытки его взгляд приобрел осмысленное выражение.
- Простите, госпожа Литари, Вы что-то хотели, - прокашлявшись, хрипло спросил он.
- Да, Вам просили предать, - с этими словами протянула ему конверт.
- Я даже догадываюсь от кого, - усмехнувшись, ответил он, принимая послание.
- Ну, тогда всего хорошего, моя миссия выполнена, - сказала я, собираясь уходить.