Большего, я так понимаю, от него не услышу - лимит откровенности исчерпан. Застывшее в бесстрастности лицо, лишь убеждает меня в этой мысли, зато я вспоминаю еще об одном источнике сведений и мысленно обещаю себе при первом же удобном случае вызвать его на разговор по душам. Все последующее время я исправно делаю, что мне велено - смотрю. Но не вижу. Старательно абстрагируясь от действительности, перед мысленным взором выстраиваю целые нагромождения невероятных в своей вычурности картин, однако слух предает меня и доносит отголоски болезненных воплей, раз за разом возвращая в страшную в своей зрелищности сцену.
- Учтите, - доносится до меня пробирающий до мурашек голос Горина, и я невольно распахиваю глаза, безмолвно внимая угрозе, - следующего предупреждения не будет. В данном случае вам невероятно повезло, - он некстати переводит на меня взор, в итоге я попадаю под перекрестный огонь озлобленных, но не менее запуганных взглядов, так что хочется провалиться сквозь землю, и вкрадчиво продолжает, - при ином исходе, я бы не тратил свое время.
Последовавшей за речью многозначительной паузой проникаются все.
- Передай Шкоде, - вдруг обращается к допрашиваемому, - что за ним долг. И я за ним скоро приду.
После такого предупреждения вряд ли кто спокойно спать будет. Уж я точно. Мои размышления относительно сказанного приходиться приостановить: ко мне приближается Леша и, положив ладонь на поясницу, уводит к машине. Я с тоской гляжу на оставленный на заднем сиденье битого «Чероки» пакет с униформой и вздрагиваю от резкой заявки.
- Забудь, ты больше там не работаешь.
Образовавшийся с его появлением внутренний штиль в мгновение ока сметает ураган возмущения. Не успеваю совладать с эмоциями, распахиваю рот, но Горин оказывается быстрей: остановившись, жестко хватает меня за подбородок и, развернув к себе лицом, вглядывается в глаза. Лед в его взгляде охлаждает мой пыл, но не до конца. Я все еще готова спорить до хрипоты, доказывая свою правоту, и он четко понимает это, оттого и цедит сквозь зубы «Не смей!». Впившиеся в кожу пальцы вдруг ослабляют хватку и мягко соскальзывают на шею. Легкий обхват лишь видимость ласки, жест полон немой угрозы: малейшее неповиновение и доступ к кислороду перекроют. Я замираю перед ним, как кролик перед удавом. Зрительный контакт все длится и меня неотвратимо затягивает в пучину леденящего душу холода. Россыпь мурашек покрывает все тело, волосы встают дыбом, но вырваться из плена стылого взора выше моих сил. Читаю в его глазах недопустимость подобного сопротивления и отчаянно цепляюсь за крохи самоуважения. Нет, он не пытается сломить меня, вместо этого целенаправленно подавляет мою волю, душит ее несокрушимой мужской энергетикой, и я неотвратимо поддаюсь. Знаю, чего он добивается - безмолвно велит подчиниться и признать в нем хозяина, и я невольно ловлю себя на желании пойти на поводу его молчаливого посыла. Звук хлопнувшей двери мгновенно разрушает гипнотическое воздействие светло-голубого взора, и я, вздрогнув, прихожу в себя. Леша недовольно взирает на виновника, всем своим видом выражая крайнюю степень раздражения, что само по себе немыслимо. Всегда сдержан, невозмутим, даже в гостинице его выдавал только обращенный ко мне взгляд, а сейчас в него словно бес вселился: ноздри яростно раздуваются, желваки набухли, а взгляд полон убийственного холода. Осторожно озираюсь, ловлю на себе любопытные взгляды окружающих мужчин и поспешно прикусываю язык. Он мне не простит скандала на глазах у своих людей, если потребуется - унизит, чтобы вернуть себе репутацию несокрушимого авторитета, но никогда не позволит перечить при свидетелях. Осознав хрупкость собственного положения, я скрепя сердце отступаю. Леша благосклонно принимает мою капитуляцию, моментально успокаивается и возвращается к своему прежнему облику бездушного «убийцы». Ладонь ослабляет хватку и ласково оглаживает шею, тонко намекая, что мы еще вернемся к этому немому диалогу и продолжим борьбу в вечном противостоянии мужского и женского начала. Я невольно ведусь на его обещание и внутренне содрогаюсь от предстоящих перспектив.
Пока Леша раздает короткие указания, ловлю себя на далеких от приятного ощущениях. Меня всю колотит, где-то на задворках сознания притаилась истерика, успешно задавленная силами Горина, однако это ненадолго. Кошусь на него и вдруг с полной ясностью понимаю, что он в курсе происходящего со мной. То ли он настолько хороший психолог, то ли ему знакома типология моделей женского поведения, но то, как он чутко улавливает тонкую грань моего самоконтроля, говорит поспешность, с которой меня сажают в машину и вручают в руки бутылку виски.