- Пей, - незамедлительно звучит приказ, пока авто плавно трогается с места. Поднимаю глаза и с удивлением замечаю в зеркале заднего вида озабоченный взгляд Димы. Неужели опасаясь лишних очевидцев моей истерии, Леша вынудил и так хватившего через край водителя снова сесть за руль. Немой вопрос повисает в воздухе, и парень отрицательно качает головой. Его жест остается для меня загадкой, но притаившееся в глазах предостережение подталкивает к действиям: я запрокидываю голову, делаю из горлышка большой глоток, и тут же захожусь надсадным кашлем. Рот печет, язык щиплет, а внутренности медленно затапливает теплом. Очередной глоток помогает сделать Горин, бесцеремонно вливая в меня новую порцию крепкого алкоголя, и вскоре в голове образовывается вакуум, а в теле приятная легкость. В итоге я перестаю фиксировать окружающие перемены, опускаю потяжелевшую голову на плечо Леши и уплываю в нирвану.
Глава 20. Саднящая горечь.
Меня будит пронзительный звук клаксона. Я резко подскакиваю и ошарашенно озираюсь, пока до меня не доходит, что я заснула прямо в машине, припаркованной у дома Леши. Чуть погодя вижу его самого, о чем-то беседующего с платиновой красоткой и потрясенно замираю. Ревность подобно цунами поднимается изнутри, грозясь смыть недавно установленное самообладание, но Дима останавливает мой порыв щелчком заблокированных дверей. С запозданием осознаю, что в салоне не одна, и с удивлением ловлю себя на попытке вырваться наружу. Усилием воли расслабляю судорожно дергающие ручку пальцы и медленно откидываюсь на спинку сиденья. Всю вину за неадекватное поведение возлагаю на гуляющий в крови алкоголь и с чувством отрады наблюдаю за растущим недовольством молодой женщины. Освещение возле подъезда прекрасно передает картину происходящего и мне даже удается различить мнимое спокойствие мужчины, взбешенного вторжением на свою территорию. Его рука внезапно взмывает вверх и мне кажется, что он вот-вот ее оттолкнет, а следом меня настигает глухое разочарование. Я неправильно распознаю его жест, несущий не отторжение, а ласку. Каждое движение его пальцев, перебирающих серебряные пряди, сопровождается уколом в сердце. Не в силах видеть, как он милуется с другой, закрываю глаза и тут же чувствую сбежавшую из-под ресниц предательскую слезу. Перед мысленным взором проносятся воспоминания, как эти самые пальцы дарили мне умопомрачительное удовольствие, а сейчас они уверенно причиняют невыносимую боль. Знаю, что не имею права претендовать на него, но и тешить гордость крохами его внимания слишком унизительно.
- Открой, пожалуйста, - неверным голосом прошу Диму и четко слышу твердое «Нет». А дальше в меня вселяется какой-то бес. Действуя на одних инстинктах, я уже не вижу внезапно выскочившего из универсала мужчину, чье авто подперла красная иномарка красотки, пропускаю момент соскользнувшей с женской шеи ладони холодно улыбающегося Леши и вовсе не замечаю отшатнувшейся от него с искаженным лицом женщины. Вместо этого я резко поддаюсь вперед и под возмущенное восклицание водителя выдергиваю электронный ключ из паза возле коробки автомат. Дернув на себя ручку двери, вываливаюсь на асфальт и жадно вдыхаю прохладу ночного воздуха. С трудом выравниваюсь на подрагивающих ногах, опасливо оглядываюсь на занятую разборками с разгневанным автовладельцем парочку и, швырнув ключ куда-то меж сидений, стремительно срываюсь в бег. Глубокая ночь мне не помеха, меня гонит не страх, а побитая гордость. Знаю, что таким образом я лишь оттягиваю неизбежное и уже завтра вновь предстану пред светлые очи Горина, но меня уже не остановить. Найдет, накажет и снова посадит на цепь как болонку, а я и рада стараться, потому что чертова влюбленность застилает глаза и раз за разом заставляет его прощать.
Отрезвляет меня падение. Ноющая боль безуспешно стучится в разум, а я по-прежнему стою на четвереньках, пораженно гляжу на свои посеченные стеклом руки и внезапно понимаю, в каком я сейчас должно быть виде. Веду грязной ладонью по щеке и нечаянно сдираю с мелких царапин корку запекшейся крови. Горячие дорожки вновь расчерчивают лицо, а меня неожиданно разбирает истерический смех. Я сижу прямо на холодном асфальте, обнимаю руками колени и, запрокинув голову, хохочу вовсю глотку. Не в силах остановиться, словно внутри меня порвалась какая-то струна, отвечающая за самоконтроль, размазываю по щекам выступившие слезы и от души предаюсь сумасшествию. В какой-то миг смех перерождается в плач, и вот я уже покачиваюсь из стороны в сторону и реву навзрыд, вжимая мокрое лицо в колени. Чувствую, как с каждой секундой меня покидает скопившееся напряжение и на место него приходит глубокая опустошенность. Вскоре окончательно успокаиваюсь, лишь тихо всхлипываю и стараюсь удержать на плаву ускользающее в сон сознание. Помню, чем грозит смерть на холоде, но невыносимо тяжелые веки так и норовят слипнуться.