- Не надо, пожалуйста, - молящим шепотом обратилась к нему и увидела жесткий отказ в стальных глазах. Принцип, жестоко вбитый с детства садистом-отцом, невозможно искоренить или сломать. Это неотъемлемая часть сущности человека, как регулярная чистка зубов или потребность питаться. И этот же принцип он вынудит блюсти меня, если мы будем вместе.
- Ты сделаешь это, Алиса, хочешь ты этого или нет, - бескомпромиссно заявил Алексей, и меня охватила дрожь ужаса и отчаяния. Не хочу, не могу, не буду! Класть свою любовь в основу кровной жертвы - это все равно что любить маньяка и поощрять его изощренный способ отнятия жизни. Да, возможно я утрирую, потому что в действиях Леши так и так прослеживается некоторое благородство, но от этого не проще выполнить требуемое.
Мои размышления рассеиваются в прах от стремительного движения Горина, и я с визгом отскакиваю далеко за диван.
- Нет! – яростно кричу я, глядя как он одним слитным движением перемахивает высокую спинку и отказывается в трех шагах от меня. – Вера, беги! – буквально верещу, испугавшись последующего развития событий, но ответ приводит меня в смятение.
- Куда? – скулит женщина, невольно привлекая мое внимание. Я на секунду бросаю взор в коридор и внутренне ежусь. Дима с напарником заслонили собой весь широкий проем, молча наблюдая разыгравшийся перед ними спектакль. Меня посещает сокрушительная мысль, что если я ничего не предприму - Вера пострадает, и вероятнее всего от моей нерешительности куда больше, чем предполагалось ранее. Меня намеренно загнали в безвыходную ситуацию, из которой только одна возможность выбраться: сделать так, как угодно Леше. А после меня ждет не менее страшное испытание: он заставит меня присутствовать на каждой последующей изуверской пытке, пока не добьется желаемого результата – не научит спокойно воспринимать любое проявление жестокости. Я же на раз отметала этот вариант развития событий, но иного выхода, как подчиниться, не видела.
Мой взгляд невольно падает на выходное отверстие пули в спинке дивана, и в моем воспаленном мозгу неоновой вывеской вспыхивает неожиданная мысль. Рожденная в запале бредовая идея поражает не меньше, чем требование Горина, но и она же является единственным решением от всех моих нынешних проблем. Да, обойдется она мне очень дорого, зато это отличный шанс уйти прямо сейчас и на своих условиях. Прошлые попытки не увенчались успехом, может эта получится?
Леша, не двигаясь, пронзительно наблюдает за мной, а я суматошно продумываю последующий план действий. Наряду с этим меня душит отчаяние и горечь, ведь то, что я замыслила, если не убьет меня, то заставит всю жизнь мучится. Саднящее чувство тоски уже сейчас рвет на части, что же будет дальше, просто немыслимо.
- Убери их, - набравшись смелости, требую я.
- Они не мешают, - небрежно заметил Горин.
- Я сделаю, как ты скажешь, но сначала убери их.
Смерив меня долгим взглядом, он все же соглашается с моей просьбой и кивком отправляет Диму с напарником прочь. Я отступаю от него, взвожу курок и разворачиваюсь к испуганно взирающей на меня женщине, все еще восседающей на полу на коленях. Всем существом ощущаю на себе стылый взор Алексея и борюсь с искушением отказаться от глупой и вместе с тем чудовищной затеи. Напряжение достигает своего апогея: атмосфера сгущается в дурном предзнаменовании, затвердевший воздух застревает в легких. Я вижу, как в глазах Веры растет страх, а лицо Горина с каждым мгновением каменеет.
- Ну! – истерично вскрикивает женщина. – Какого хрена? Решила помучить напоследок, да?
- Прости – чуть прижимая спусковой крючок, тихо молвлю я и резко разворачиваюсь к удивленно вскинувшему брови Леше, целясь в плечо. Гремит выстрел и мужчину отбрасывает к широкой телевизионной тумбе, снеся огромную плазму. Звучит грохот, но он не достигает моего слуха, в нем эхом звучит собственное произнесенное слово, которое я без остановки шепчу. На белой рубашке мгновенно расползается алое пятно, точно так же быстро в моих глазах растет ужас от содеянного. Я подслеповато щурюсь, не понимая причины поплывшего зрения, отрываю взгляд от кровавого пятна, поднимаю выше и встречаюсь с изумленными серыми глазами, стремительно затягивающимися дымкой боли. Не холодными подобно стали, нет, а теплыми как байка, которую люблю за мягкость. Меня штормит, колени грозят в любой миг подломиться, и я в последнем рывке делаю несколько неуверенных шагов вперед, падаю перед Лешей на колени и срываюсь в рыдании. Тянусь к нему, осторожно обнимаю за шею и реву навзрыд на его плече, попеременно умоляя меня простить.