- Глупая девочка Алиса, - вдруг насмешливым шепотом выдает Леша.
Я поднимаю к нему заплаканное лицо и в отчаянном жесте кусаю губы. Он кончиками пальцев смахивает слезы, ласково оглаживает контур моего лица, затем губ и слабо шепчет:
- Ты моя, Киса. Запомни. Моя!
Последнее слово звучит неожиданно твердо, но это последнее что он в состоянии произнести – рука безвольно падает, а голова откидывается на полку.
Меня накрывает шок, я кричу, нет, вою подобно раненому зверю и мертвой хваткой вцепляюсь в его рубашку. На поверхности сознания вспыхивает спасительная мысль, и я рывком раздираю на окровавленной груди ткань. Пуговицы разлетаются фонтаном и дробно стучат по полу, и мне открывается кошмарное зрелище рванного пулевого отверстия, из которого толчками бьет кровь. В мозгу долбится истерика и таки прорывается наружу, потому что на меня обрушивается понимание, что рана пролегает слишком близко к сердцу. Меня буквально рвет на части, от страшного осознания, что лично, собственными руками, убила любимого человека.
- Нееееет! - ору я, а на деле шепчу, сорвав голос в вое. Сознание поглощает черное отчаяние, в груди разверзается агония, но хлесткая пощечина приводит в чувство. Вера резко отрывает меня от Леши, рывком поднимает на ноги и тащит к выходу, что-то терпеливо внушая по пути. Я ничего слышу, в груди все горит в мучительной агонии и неистово рвется к умирающему мужчине, чье тело остывает на холодном полу в собственной квартире, которому, наверное, еще можно помочь. Свирепо рвусь из чужих рук, отчего женщине приходиться прикладывать нечеловеческие усилия, чтобы удержать меня и жесткой встряской заставить идти дальше, одновременно уговаривая сохранить хотя бы собственную жизнь. Убеждения на меня не действуют, до тех пор, пока мы не оказываемся на улице. Мое взмокшее тело мгновенно простреливает жгучий морозный холод и на меня, наконец-то, опускается прозрение, что ничего уже не изменить. Глухая тоска завладевает сознанием и незыблемо погружает меня в пучину всепоглощающего горя, отгораживая от окружающей реальности плотной стеной.
Не знаю, как мы миновали Диму и его напарника, что происходило дальше и на чем мы добирались, но в себя я пришла лишь перед стенами общежития, с пачкой мятых купюр в окровавленных руках и разбитым вдребезги сердцем.
Эпилог.
Что со мной станет, если рядом не будет Леши? Этот вопрос я неоднократно задавала себе, будучи в отношениях с ним, и вот уже год как познаю ответ на него и каждый божий день сгораю в огне беспросветной тоски. Первое время я трепетно следила за СМИ, как подозревала больше для очистки собственной совести, но вскоре убедившись в обратном, вовсе перестала листать ленту новостей, дабы не травить душу напрасными надеждами. Даже если он выжил, я все равно сожгла за собой мосты, дороги назад просто больше нет.
К слову, если сам Горин будто канул в небытие, зато неведомым образом он успел до основания разрушить бизнес и репутацию Шкоды. Вот новости о нем и подтолкнули на поразивший меня саму шаг – приобретение огнестрельного оружия. То, как я разрывалась в последующую за случившимся неделю, сложно представить сейчас. Я словно пребывала в каком-то беспамятстве, точно проживала чужую жизнь, тем не менее умудрилась сдать сессию на отлично, собрать те немногочисленные вещи, что остались в общаге, договориться с теткой о приезде и в кратчайшие сроки – благодаря сунутым мне Верой деньгам – разжилась разрешением на оружие. Ютясь у тетки в захудалой распашонке по соседству со сворой котов, я за полгода доросла до должности старшего менеджера IT-отдела и с нетерпением ожидала первой значимой получки в новом качестве, чтобы съехать от нее. Признаться, мне больше всего надоело мозолить ее блеклые глаза, полные беспросветного отчаяния, которое каждый день видела в собственном отражении. Как итог, я все чаще пренебрегала косметикой, исчезала из дому ни свет ни заря и подолгу гуляла по Питерским проспектам, слепо глазея на темные воды Нивы. Затем с головой погружалась в работу, находя в любимых цифрах спасение от черных мыслей, последней покидала здание компании и шла любоваться красотой разводных мостов, прослеживая параллель в превратностях собственной судьбы.
Артем однажды заезжал повидаться и с насмешливой горечью сообщил, что мне можно просвечивать и без рентгена, настолько прозрачной я стала. В ответ я пошутила, что швабра теперь мой лучший друг, легко спрятаться, но шутку не оценили, одарив укоризненным взглядом. Я видела в его глазах отголосок боли, несколько иного характера, но такой же затяжной и мучительной. Естественно догадывалась о ее причине, случайно обороненной в их споре с братом, свидетелем которого мне невольно довелось побывать, и терпеливо держала дистанцию. Полагаю, для него не тайна чем закончились наши отношения с Лешей, поэтому мы ни разу не заговорили о нем по обоюдному молчаливому соглашению. Не знала и знать не хотела, чем руководствовался Дёмин, а вот меня так и подмывало спросить, удалось ли его спасти. Лишь доводы разума остановили мой порыв и задавили искушение в корне. Я опасалась не сдержаться, искренне боялась, что начну искать с ним встречи и в итоге снова окажусь в том же положении. Разве этого добивалась, стреляя в него? Для этого рвалась из порочного круга беспросветной жестокости? Нет. Так какого хрена тешить свое самолюбие глупыми иллюзиями, которые под корень извел Горин. Я сама сделал выбор, за нас обоих, назад пути больше нет, даже если он жив, пора смирится и отпустить. Только где найти в себе силы жить без него, без всей этой мишуры беспринципной жестокости и вседозволенности.