КИРОВ
*
ВЕСЬ ПЛАМЕНЬ СЕРДЦА
СБОРНИК РАССКАЗОВ, ВОСПОМИНАНИЙ
Художник Алексей Семенцов-Огиевский
М., Молодая гвардия, 1968
О тех, кто первыми ступили на неизведанные земли,
О мужественных людях — революционерах,
Кто в мир пришел, чтоб сделать его лучше.
О тех, кто проторил пути в науке и искусстве.
Кто с детства был настойчивым в стремленьях
И беззаветно к цели шел своей.
…Здесь есть завод Крестовникова [знаете, есть свечи Крестовникова], здесь рабочие работают день и ночь и круглый год без всяких праздников, а спросите вы их, зачем вы и в праздники работаете, они вам ответят: «Если мы не поработаем хоть один день, то у нас стеарин и сало застынут, и нужно снова будет разогревать, на что понадобится рублей 50, а то и 100». Но, скажите, что стоит фабриканту или заводчику лишиться ста рублей! Ведь ровно ничего не стоит. Да, как это подумаешь, так и скажешь: зачем это один блаженствует, ни черта не делает, а другой никакого отдыха не знает и живет в страшной нужде!..
В ДОМЕ НА
ПОЛСТОВАЛОВСКОЙ УЛИЦЕ
Отец наш, Мирон Иванович Костриков, происходил из крестьян Глазовского уезда. Мать, Екатерина Кузьминична, — дочь крестьянина Уржумского уезда, еще в детстве переехала с родителями на жительство в Уржум. Отец матери, наш дедушка, Кузьма Николаевич Казанцев, занимался земледелием, но в поисках «счастья» выстроил в Уржуме на Полстоваловской улице дом и пускал за небольшую плату на ночлег приезжающих на базар крестьян. После смерти дедушки земля была сдана, так как обрабатывать ее стало некому.
Наш отец, Мирон Иванович, служил в то время в Уржумском лесничестве переписчиком, а потом лесником, Мать при жизни дедушки выполняла все сельскохозяйственные работы, а в свободное время шила одежду для семьи.
Долго и упорно наш отец пытался побороть нужду, но псе безуспешно. В поисках заработка, оставив семью, ушел Мирон Иванович на Урал, да так и не вернулся, пропал там без вести.
Когда ушел отец из дому, мама, оставшись без всяких средств к существованию, пошла искать заработок у богатых людей города, шила на дому у них белье, стирала, мыла полы. Нас, ребят, 4-летнего Сережу, старшую сестру Анну и младшую сестру Лизу, мать на целый день оставляла одних.
Навсегда запомнилась такая картина. Во второй половине дома, по соседству с нами, жила семья Самарцевых. У них было четверо детей: два мальчика — Ваня и Саня и две девочки — Нюра и Катя. Мать Самарцевых тоже уходила на работу, запирая в квартире своих ребят. Нам было скучно. Для сообщения с соседскими ребятами мы решили в стене над печкой проделать дыру. Началась работа. Сначала отбили штукатурку, а затем продолбили отверстие. Работа удалась на славу. Через отверстие не только можно было вести переговоры, но даже просунуть руку. К вечеру, к приходу матерей, «сооружение» закладывалось тряпьем, валенками, — словом, всем, что попадалось под руку. Соседки, придя после работы замерзшие, усталые, ложились на печи и вели через стенку разговоры. Однажды, начав беседу, они очень удивились, почему голоса так хорошо слышны. Наше «сооружение» было обнаружено.
От непосильной работы и простуды мама заболела туберкулезом и умерла в 1893 году. Ей было только 38 лет.
Сереже было тогда 7 лет.
Ярко запомнились нам, ребятам, последние слова матери. 11 декабря, рано утром, маме стало плохо. Ухаживавшая за ней соседка Матрена крикнула нам:
— Ребята, мать умирает!
Мы все трое прыгнули с полатей, прибежали в кухню, к постели матери. Поднялся плач, Мать собрала последние силы, сказала нам:
— Живите хорошо, честно, работайте, авось найдутся добрые люди, помогут вам встать на ноги.
К вечеру она умерла.
Последний год перед смертью матери, когда она уже не могла вставать с постели, к нам пришла бабушка, мать отца, Меланья Авдеевна Кострикова.
Безрадостна была жизнь бабушки. Рано она осталась круглой сиротой и была отдана на воспитание в бездетную семью. 16 лет ее выдали замуж в большую крестьянскую семью, в село Залазно бывшей Вятской губернии. Муж ее Иван Пантелеевич Костриков служил конторщиком у купца. С мужем Меланья Авдеевна прожила всего 6 лет. Его взяли на 25 лет в солдаты и отправили на Кавказ. Прослужив 6 лет, Иван Пантелеевич не выдержал жестокого николаевского режима и умер.
Бабушка Меланья Авдеевна пошла работать няней и всю жизнь нянчила барских детей.
Теперь, после смерти матери, мы, сироты, оказались на попечении 80-летней бабушки.
Бабушка была в отчаянии: что делать, как устроить жизнь, чтобы не послать нас по миру.
Бабушка получала за умершего мужа-солдата пенсию — тридцать шесть рублей в год да один рубль семьдесят пять копеек квартирных. В доме сдали внаем две квартиры. Но средств к жизни не хватало.
Белый хлеб для нас в детстве был лакомством. Много хорошего для нас делали наши соседки — Устинья Степановна Самарцева и Евдокия Ивановна Домнина. То припасут дров, то что-либо из пищи.
Была у нас коза Шимка. В летнее время она приносила нам много неприятностей: забегала на соседние крестьянские поля и огороды. Сергею приходилось ее разыскивать, а бабушке расплачиваться за потраву.
Нередко в нашем доме проливались слезы из-за медного бака, в котором держали воду, и самовара. В дом приходил полицейский и за недоимки уносил и медный бак и самовар. Соседки помогали бабушке выкупать забранные вещи, но через некоторое время эта история снова повторялась.
ПРИЮТСКИЙ МАЛЬЧИК
Нужда с каждым днем усиливалась. Бабушка плакала, ходила к бывшим своим «господам» просить совета, как ей быть, что предпринять. Сердобольные соседки советовали отдать всех троих в детский приют, Долго пришлось бабушке Меланье обивать пороги чиновников, кланяться членам благотворительного общества, просить их взять сирот в приют. Но «благодетели» ставили одно препятствие за другим: «дом», бабушка-пенсионерка, коза Шимка и даже неподходящий возраст детей.
Наконец члены благотворительного общества решили устроить одного Сергея. Ему шел восьмой год.
Тяжело было и бабушке и нам расставаться с Сергеем. Сережа плакал, просил бабушку оставить его дома, говорил, что он будет работать.
Все-таки бабушке удалось уговорить внука и отвести его в приют.
Приют находился на краю Воскресенской улицы, на крутом берегу реки Уржумки. Деревянный забор отгораживал его от остальных домов.
Долго Сергей не мог привыкнуть к унылой приютской жизни. Его тянуло домой к товарищам. В приюте младшим ребятам играть можно было только во дворе, где не было ни деревца, ни травы. Из двора ребят без воспитателей не выпускали.
Как в монастыре, утром, перед обедом и вечером всех ребят выстраивали в столовой на молитву. Каждую субботу, воскресенье и в праздничные дни воспитанников обязательно водили в церковь.
По воскресеньям на несколько часов Сережу отпускали домой. Он рассказывал об унылой жизни в приюте, о своих товарищах. И каждый раз уходил из дому со слезами.
К счастью, скрашивала жизнь Сергея воспитательница приюта Юлия Константиновна Глушкова. Сережа очень привязался к ней и после выхода из приюта многие годы не терял с ней связь.