Мы посмотрели на ноги Марты и увидели, что она в галошах, которые по крайней мере велики были номеров на пять-шесть. Вид у Марты был страшно смешной. Мы все рассмеялись. Смеялся и Киров. Потом он весело сказал:
— Ладно, не горюй, этому горю пособить можно. Как-нибудь, общими силами, справимся с твоей бедой. — Потом Сергей Миронович спросил: — Ну, а как вы здесь живете? Как отдыхаете, что делаете в свободное время? Кругом здесь леса да болота, и что-то сдается мне, что вы здесь скучаете. Давайте подумаем вместе, как бы устроить вашу жизнь получше, повеселее.
Киров попал в самую точку. Очень обрадовались ребята этому вопросу Сергея Мироновича. Все наперебой закричали:
— Школу надо построить!
— Хоть бы артисты приехали!
— Баянов нет, гитар тоже нет!
— Фотоаппаратов бы нам. Здесь виды красивые.
— Правильно, с фотоаппаратами веселее было бы! — закричали многие.
Мы больше уже не стеснялись Сергея Мироновича. Все мы почувствовали в нем близкого друга, чуткого и отзывчивого старшего товарища.
Прошло 10–12 дней со дня отъезда Кирова, а мы уже получили и инструменты и спецодежду.
Больше всех была довольна маленькая Марта. Сергей Миронович прислал ей новые ботинки и галоши и как раз по ноге. Прошло еще несколько дней, и комсомольцы получили посылку с фотоаппаратами и письмо:
«Посылаю обещанные мною фотоаппараты. Один фотоаппарат передайте комсомольцам 1-го рудника; один — комсомольцам 2-го рудника и два аппарата комсомольцам и работникам опытного рудника.
Привет С. Киров».
Не забыл Сергей Миронович и других наших просьб. К нам стали приезжать артисты, кинопередвижки. В кооперативе появились музыкальные инструменты. А вскоре открылась и общеобразовательная школа,
Письмо колхозных ребят
села Скугровского
Дорогой наш Сергей Миронович!
Сегодня у нас большой радостный праздник. У нас в селе организовали клуб колхозных ребят.
В клубе есть много игр, присланных нам из Ленинграда. Создается детская библиотека, кружки, лаборатории и еще многое, что даст нам возможность весело и полезно проводить время. Большая хорошая сцена, совсем как в городе.
Сегодня на торжественном собрании наши отцы и матери рассказывали, как воспитывали их. Темнота, побои и грязь — вот что вспоминают они о своем детстве. Мы счастливы, Сергей Миронович, что живем в светлые колхозные дни.
За ударную работу пионерского отряда мы получили переходящее Красное знамя, которое ни за что не выпустим из наших пионерских рук.
Дорогой Сергей Миронович, мы хотим присвоить твое имя нашему клубу. Мы тебя, Сергей Миронович, хоть где узнаем, у нас в клубе висит твой портрет. Ты на нем очень веселый. И глядя на тебя, нам становится еще радостнее, нам хочется быть такими же стойкими борцами, как ты, Сергей Миронович.
Ждем тебя к нам в гости, а мы к твоему приезду подготовимся на «отлично». Приезжай, тебе у нас понравится.
ЖИЗНЬ ПРОДОЛЖАЕТСЯ
Сергей Миронович не торопясь шагал по заметенному снегом проспекту. Он сегодня нарочно отослал машину, чтобы пройтись пешком. Денек был на редкость погожим. Такие не часто выдаются в Ленинграде в начале декабря. К тому же Кирову хотелось обдумать то, что ему необходимо будет сказать в Смольном на совещании. Ведь от него, первого секретаря обкома, ждут ленинградские коммунисты и хозяйственники решающего слова.
Несколько дней назад на Пленуме ЦК партии правительство страны решило с нового года отменить карточки на хлеб, муку и крупы. А ведь новый, 1935 год, не за горами. И это не просто — вдруг объявить продажу хлеба свободной, неограниченной. Тут надо крепко подумать… Зато как радостно сознавать, что эта отмена карточек будет первым шагом страны к изобилию, к новым победам социалистической жизни!..
«Черт его знает, если по-человечески сказать, так хочется жить и жить!» — вырвалось из самого сердца Сергея Мироновича, когда он выступал с речью на XVII партийном съезде в Москве. И может быть, в тот день, 1 декабря 1934 года, шагая по заснеженному проспекту к Неве, он снова ощутил это упрямое и веселое чувство — радостное чувство переполняющей тебя жизни. Может быть, вновь, отстукивая четкие удары, сердце его ликовало: «Жить, жить, жить…» А жить ему оставалось уже совсем немного.
Киров шел задумавшись. И люди, что встречались ему по дороге, теплыми улыбками провожали своего Мироныча…
Но были и другие, враги нашей жизни, враги наших строек. С ненавистью прислушивались они к песням, когда толпы празднично одетых ленинградцев заполняли площади и проспекты в дни первомайских, в дни октябрьских торжеств. И в этот зимний день враг незаметно проник в здание Смольного. Он притаился в коридоре, по которому должен был пройти Киров. Он сжимал в кармане пальто револьвер со взведенным курком…
Но не знал об этом Сергей Миронович. Он шел по улице и думал о предстоящих делах. Он думал о миллионах ленинградцев, которые вместе со всей страной строят социализм, борются и побеждают.
Возле Троицкого моста ждала Сергея Мироновича машина. Шофер Сидор Михайлович Юдин распахнул дверку. Киров поблагодарил, опустился на сиденье и снова задумался. Вспомнился ему далекий сонный Уржум. Как-то в воскресенье он, приютский воспитанник, побежал с другом Саней Самарцевым на Уржумку. В небе — солнце. В сердце — счастье. В руках — удочки… Возле самой реки мальчики услышали голоса. Сидя на берегу, о чем-то спорили двое ссыльных. Они так увлеклись, что не заметили ребят.
— Да, свобода, — горячо говорил один, бородатый, в очках с тонкой серебряной оправой. — Но борьбе за эту свободу надо отдавать весь пламень сердца…
Запомнились тогда Сереже Кострикову эти слова. И вот сейчас, глядя на мелькающие за окошком автомобиля дома, витрины магазинов, глядя на ленинградцев, спешащих по своим делам, Сергей Миронович подумал о том, что борьбе за свободу, за счастье и будущее своей страны отдали пламень своих сердец тысячи, миллионы людей — рабочих, колхозников, ученых, инженеров, строителей…
Какой будет Страна Советов через тридцать лет? Немалый срок — три десятилетия. Через тридцать ему уже будет под восемьдесят. Многовато, Но ведь встречал же он в горных осетинских селениях старцев, которым было далеко за сто!.. Иным перевалило и за сто пятьдесят!.. Шутка ли — полтораста, А тут всего-то восемьдесят. Можно запросто дожить. Можно еще увидеть…
Юдин видел в зеркальце, прикрепленное над лобовым стеклом, что Сергей Миронович улыбается. Он и сам улыбнулся. Потому что, когда улыбался Киров, каждому, кто смотрел на него, хотелось улыбнуться тоже. И еще потому улыбался шофер, что знал — едет Сергей Миронович на важное совещание. Отмена карточек на хлеб. Для всей страны — радость…
В половине пятого Сергей Миронович вошел в Смольный. Быстро поднялся по мраморной лестнице. Свернул в коридор. В пустом, коридоре гулко звучали его шаги. Он взялся за ручку двери кабинета, где шло совещание. И вдруг страшный грохот потряс узкий коридор. И, падая, порывисто обернувшись, угасающим навсегда взглядом, в котором застыли и мука нестерпимой боли и беспомощное, какое-то ребяческое удивление, Киров увидел черный ствол револьвера и яростные, ненавидящие глаза — глаза убийцы…
Можно прожить на свете сто лет и не совершить ничего такого, за что люди сказали бы спасибо и навеки сохранили в сердцах своих добрую память о добром человеке. Можно прожить недолгую жизнь, но будет она прекрасной и яркой, как солнечный весенний день. Так ослепительной вспышкой вдруг засияет огонь маяка, указывая во тьме верную дорогу людям. И тогда мир узнает никому доселе не ведомые имена — Павлика Морозова, Лени Голикова, Александра Матросова, Олега Кошевого, бессмертной Зои… И встают города, названные их именами, и плывут пароходы, неся на борту своем эти имена в далекие земли и страны. И сияют они на знаменах пионерских дружин, и бережно хранит Родина память о своих героях, называя их славными именами заводы, шахты, колхозы…