Джон УИКЕМ (БАРБАДОС)
У ПРЕДЕЛА
Они редко обменивались словами. Отчасти потому, что знали мало слов, которые могли бы выразить их мысли; отчасти потому, что произносим мы обычно не то, что хотели бы высказать; главным же образом из-за того, что и без слов все было ясно.
— Три года мы женаты, — сказал он. — В каком-то смысле это немалый срок.
— В каком-то смысле... — согласилась она, отвечая сразу и на сказанное, и на то, что стояло за ним.
Глаз она не подняла. Все ее внимание было сосредоточено на кормлении ребенка...
Она не знала, что муж наблюдает за ней, а может быть, и знала, да не обращала внимания: когда наступало время кормления, ей ни до кого не было дела. А он все смотрел и смотрел на них, не в силах оторваться. Его завораживала нежность, которой светились ее глаза во время кормления. До чего же они были сейчас непохожи на те огневые и дерзкие, которые он знал когда-то, да и все ее лицо стало совсем другим. Из-за этого непривычного выражения нежности, которое появилось у нее после рождения ребенка, она казалась незнакомой. Мать и ребенка связывало чувство, которое они никогда не смогут разделить с ним. Он принимал это с тупой покорностью — ничего другого ему не оставалось.
— А с другой стороны, — сказал он, — три года — это не так уж много.
— Да, с другой стороны, — снова согласилась она, — три года — совсем небольшой срок.
Она знала, что он хочет сказать.
Вынув сосок из ротика ребенка, она обтерла ему губы и сразу будто вернулась из того, чужого мира. Прислонив ребенка к плечу, погладила ему спинку.
— Ну вот и умник.
Он оторвал взгляд от пола и увидел, что она смотрит на него. Она тотчас отвела глаза, и он понял, что это значит. Муж и жена часто могут обойтись без слов. Она заговорила, так и не повернув к нему головы:
— Я нашла сегодня у тебя в кармане старую пачку с двумя сигаретами.
— Это хорошо, — отозвался он. — Можно будет покурить...
На полу, во всех четырех углах комнаты, и под столом, стоявшим посредине, валялись книги, десятки, сотни книг. Маленький книжный шкафчик был набит до отказа, книгами был завален еще один стол...
— Как только мы получим деньги, — сказал он, — мы купим большой книжный шкаф.
— Да, — ответила она, — как только мы получим деньги. — Но она сказала это без тени улыбки, и он понял, что она у самого предела.
В лучшие времена она, бывало, смеялась, когда он говорил: «Вот получим деньги...» Эти слова стали семейной шуткой. Правда, не очень веселой — шутки ведь часто печальны, но, если мужчине и женщине хорошо друг с другом, они нередко смеются и над печальным.
Они многое собирались купить, получив деньги. Диван для веранды, комплект Британской энциклопедии, Полное собрание сочинений Шекспира, курс французской устной речи для вечерних школ... Однако с этими покупками можно было и не спешить. Жизнь шла своим чередом без дивана, и книжного шкафа, и даже без Шекспира. Но вскоре наступили времена, когда пришла необходимость в более насущных вещах. Ребенку нужна была сетка от москитов, ей — платье, да и у него самого совершенно износились ботинки.
А в последнее время они стали избегать разговоров о том, что нужно, — ведь им нужно было то, без чего невозможно обойтись. Нельзя же сказать жене: «Как только мы получим деньги, мы купим чего-нибудь поесть». А когда она говорит: «У меня пропадает молоко, надо купить какой-нибудь еды ребенку», — разве можно ответить на это: «Сделаем, вот только получим деньги»? А так как ничего другого он сказать не мог, то он молчал...
Ребенок уснул, крепко прижавшись к груди матери, и теплота его маленького тела вдруг захлестнула ее жаркой нежностью. Она судорожно стиснула малыша в объятиях. Вспышка была так неистова, что он испугался, как бы она не выдавила жизнь из крохотного тельца, но промолчал: ведь между этими двумя — его женой и его ребенком — были какие-то свои связующие узы, они жили в своем обособленном мире.
Он заметил слезы у нее на глазах и снова подумал, что она у предела.
Сунув руку в карман, он вытащил два маленьких лимона.
— Какой-то человек дал мне сегодня два лимона, — сказал он.
Она обернулась, и у него упало сердце, когда он увидел ее залитые слезами глаза.
Но, когда она заговорила, голос ее звучал спокойно и бодро.
— Ну что ж, — сказала она, — очень хорошие лимоны. Почему он тебе их дал?
— Не знаю, — ответил он. — Может быть, у него не было ничего другого.
— Это верно, — согласилась она. — Может, у него в этот момент только и было что эти лимоны, а ему хотелось чем-то поделиться. Так бывает. Иногда человеку так хочется поделиться, что он отдает все, что у него есть: это, может быть, и немного, но он отдает все, чем располагает.