— Продолжайте работать,
Нужно дольше работать,
Продолжать свое дело,
Вы должны возвратиться
На дно этой шахты...
Взрыв раздался второй...
Содрогнулась земля,
Побежали дрожащие люди,
Люди падали,
Рушились штольни,
Люди корчились
В облаке газа
Под глыбами угля,
Потеряв все надежды на жизнь,
И на мир,
И на свет,
Потеряв все надежды
Под угольной пылью...
А уверенный голос Хозяина,
Поднимаясь из шахты,
Насмерть бил
Уцелевшие чувства людей...
— Все в порядке.
Работа сдана по контракту.
Все в порядке!
Братья, слушайте:
На плантациях,
В шахтах
Вы работаете по контракту,..
Но запомните,
Братья,
Это наша земля,
Это наши саванны,
Солнце наше
И цветущий маис...
Это наша земля,
Где растет черный мальчик,
Потерявший отца,
Где мужчина и женщина
Открывают радость любви...
Люди Зумбо, Нампулы, Мапуто,
Сыновья мозамбикской земли,
Вы несете клеймо иностранца,
Вы идете дорогой контракта
Прямо к смерти!
Мозамбик!
О родная земля!
Ты, горячая, словно надежда,
Не обнимешь своих сыновей,
Что погибли в далекой шахте...
Их судьбу начертали
Иностранцев холодные руки!
Но послушайте,
Братья!
Их улыбка любви
Открывается вновь
На губах наших юношей...
Их глаза
Загораются снова
На лицах других...
Оживают они
В черном мальчике,
Что родился сегодня,
И в цветущем маисе,
И в нашем желании жить!
Так со дна этой шахты
Поднимается клич восстанья
И надежда освобожденья!
Перевод с португальского Лидии НЕКРАСОВОЙ
Лоуренс ФЕРЛИНГЕТТИ (США)
В. МИНУШИН
Я ВИЖУ ЛИРИЧЕСКОЕ ЗАВТРА МИРА
Не заглянуть ли нам в XXI век?
Я вижу лирическое завтра мира
в молодежи на берегах Биг Сур —
мудрецы в сандалетах
девы плывущие
в потоках солнечного света
смуглые как богини Индии
гитаристы с серьгой в ухе
Милые дети в экзотических нарядах
Есть ли в этом что-либо от Ленина?
Много!
Лоуренс Ферлингетти родился в 1919 году, но спросите сегодня молодого американца, кто его любимый поэт, и он среди двух-трех имен непременно назовет его имя. Молодые любят Ферлингетти за гражданское мужество, за то, что он не подлаживается под молодых, а пишет для них, говорит о сегодняшнем дне на языке сегодняшнего дня, за мудрость, уживающуюся с юношеской запальчивостью. Привлекает и его едкая ирония. Там, где иные манипулируют Благородным Негодованием и Высоким Пафосом, Ферлингетти уничтожит озорной насмешкой или хлестким словцом. И еще, Ферлингетти тонкий лирик в мире рационализма и делового практицизма, культивировавшихся в Америке со времен Франклина и ставших чуть ли не чертой национального характера.
Признанный глава сан-францисских поэтов, один из зачинателей поэзии протеста, Ферлингетти вошел в литературу одновременно с битниками, и критики часто отождествляли его с ними. Действительно, они были едины как в отрицании «американского образа жизни», конформизма, реакционного режима и режимного искусства, так и в поисках искренности, доброты и человечности. Но протест битников нередко походил на вопль затерявшегося в пустыне, на вопль поколения, ослепленного яростью, ищущего и не находящего выхода из тупика, в который попала страна. Это был скорее бунт отчаявшихся, агония, а не борьба с надеждой на победу. И главное, при отрицании, принимавшем всеобщий характер, писателю-битнику не оставалось ничего иного, как искать спасения в себе самом, в глубинах своего «я», когда единственно важным объектом для художника, порвавшего связи с обществом, становится его подсознание. У Ферлингетти же противоположный взгляд на место и роль художника в обществе. «Только мертвые незавербованы, — замечает он и добавляет: — От меня отвернулись истинные битники, которые говорят, что я не могу быть одновременно и «битником» и «завербованным».