— Здесь сильно воевали, — пояснил старик. — Гренадеров и альпийских горных стрелков сбросили вниз. Им было худо. Мало немцев спаслось.
Тамара слушала и смотрела невнимательно, и он сказал:
— Зачем беспокоиться? Я услышу олешков или мотор, поняла — нет? Погуляй пока, не то поспи.
Ей не хотелось спать, но она молча забралась в мешок: там можно было думать и не отвечать на вопросы.
Нил не появился ни в этот день, ни в следующий.
Тамара молчала, и ее лицо потемнело, будто обмороженное.
— Я очень виновата, — сказала она наконец старику, — оторвала тебя от дел. Но я отдам тебе все деньги, какие есть, и если хочешь, — вот это...
Достала из пальто свою фотографию, сломанную в нескольких местах.
— Берегла для Нила.
Она смущенно взглянула каюру в глаза:
— Не сердись. Я, верно, говорю глупости. Но я не хотела тебя обидеть. Просто у меня ничего нет, кроме денег и снимка.
— Деньги оставь себе, — отозвался каюр, — а карточку отдай.
Он спрятал снимок под ма́лицу и спросил:
— Может, еще немного подождем?
— Нет, теперь не приедет.
Старик уже кончил впрягать оленей в нарты, когда далеко на востоке послышался еле приметный звук.
Каюр отошел от упряжек и, набив трубку, поджег табак.
— Это Нил, Тамара. Теперь я, однако, немного отдохну.
Она не видела уже ни каюра, ни оленей: взгляд ее был устремлен в серую даль, откуда должен был появиться человек, которого она с одинаковым правом могла и любить, и ненавидеть.
Она ожидала, что Нил удивится, узнав ее, и, конечно, обрадуется, поняв, что ее привела сюда любовь, настоящая любовь, для которой нет расстояний.
Но и здесь он оказался верным себе. Заметив почти вплотную, в полумгле вечера, две упряжки, Нил резко затормозил машину и соскочил на снег. Разглядев Тамару, спокойно подошел к ней и потряс руку.
— Ты тоже получила назначение сюда?
— Нет.
— Тогда как же?
— Ждала тебя.
Он посмотрел на нее спокойно-укоризненным взглядом и пожал плечами:
— Проще было приехать ко мне в партию.
Он говорил так, будто приехать к нему в партию было все равно, что добраться от университета до общежития.
— Я не могла явиться к тебе туда.
— Почему же?
— Там могла оказаться жена или близкая женщина. У меня мало гордости, но я не хочу выглядеть дурочкой.
— А-а, это правильно, — согласился он. — Только у меня нет женщины, Том. Еще не успел ни в кого влюбиться.
— А в меня?
— Ты же знаешь.
Потом она стала ссориться, называть его чурбаном и грозить смешными нежными словами. Отчаявшись, попросила поцеловать ее; он поцеловал, и они разъехались в разные стороны.
С тех пор прошло почти полгода. И вот теперь она снова ждет его, как ждала с того самого дня, когда впервые увидела в длинном коридоре университета.
Она специально подговорила девочек с посолочного завода поехать в воскресенье за ягодами. Здесь, у водопада, попросила остановить машину и спрыгнула на землю. Она хочет собирать ягоды одна, а на обратном пути полуторка возьмет ее на борт. Если Тамары не окажется на месте, пусть девочки не беспокоятся: значит, уехала на попутной машине.
Клаша Сгибнева подмигнула ей и рассмеялась:
— Ты не темни, русалка. Ты своего водяного тут ждешь. Я уже догадалась.
...Тамара вздохнула, поняв, что замерзла, и быстро растерла себе руки и грудь. Потом, сжав зубы, резко вошла в воду и несколько раз окунулась с головой.
Поспешно выйдя на берег, попыталась обсушиться на ветру — и услышала тяжелое подвывание мотора на севере. Со стороны Большого перевала шла автомашина.
Быстро одевшись, девушка вышла к дороге и села на траву.
После купания чувствовала себя крепче, но все равно сердце колотилось быстро, по-птичьи, и снова знобило от холодка.
На одной из автомашин сегодня должен приехать в Мурманск Нил. Она глупо ведет себя, ловя его на дорогах, но еще хуже прийти к нему в гостиницу, к этому хладнокровному, как треска, человеку, к этому ледяному дураку, без которого ей обидно и пусто жить.
Машина появилась на ближней высоте и стала, притормаживая, съезжать вниз.
Тамара встала и, щуря глаза, подняла руку.
На борту никого не было. В кабине рядом с шофером сидел молодой человек, и ей показалось, что это Нил.
Он выскочил из кабины и поспешил ей навстречу.
Тамара что-то пробормотала и попятилась от него.
Молодой человек удивленно пожал плечами:
— Что вы сказали?
Тамара глупо растерялась:
— У вас есть часы?
Офицер отогнул рукав кителя, сообщил время и, еще раз пожав плечами, вернулся в кабину.
Шофер круто взял с места, и машина покатилась вниз.
Тамара снова сидела у дороги и боялась только одного: чтобы девочки не решили возвращаться в город.
И вот сидела и думала — за что любит Нила? Потом махнула рукой и созналась: просто не может жить без него, а копаться в чувствах будет через двадцать лет, когда немного остынет.
Но машины все не было, и Тамара снова стала думать о любви, вспоминала все, о чем они говорили с Нилом.
В самом начале знакомства там, на Урале, Нил убеждал ее, что в молодости все хотят любви, и часто эта жажда любви принимается за любовь. Нет, он не возражает — полюбить можно и с первого взгляда, но потом надо много раз проверить себя. А не то будут разочарования, обиды, вражда. Еще утверждал, что семья должна быть большим счастьем, иначе она почти всегда — большая беда.
— Ну, вот, — злилась она, — ты говоришь так, будто отвечаешь урок.
— Я привык полагаться на волю и разум, Том.
— Господи! — вздыхала она и узила глаза. — Может, ты когда-нибудь слышал, что любовь называют чувством?
— Глупенькая, — отвечал он, пренебрегая ее иронией, — я все понимаю. Но нельзя же строить семью на одной любви. Мужу и жене надо похоже смотреть на жизнь. Ты полагаешь, можно жить иначе?
— А я? Разве я смотрю на жизнь не так, как ты?
— Не знаю. Мне кажется, нет.
Ему, наверное, показалось, что слова получились резкие, и он попытался смягчить их:
— Мы будем писать друг другу, Том. Можно писать всю жизнь.
Она зябко повела плечами:
— Бумажные поцелуи хороши только одним: они не передают инфекции.
...Тамара вздрогнула: показалась машина, еще одна. Девушка остановила обе, спросила, куда едут, и покачала головой: «Нет, мне не туда». И опять заметила удивленные взгляды. Догадалась: «Ах, да — эта дорога ведет только в Мурманск».
Нил сам сидел за рулем маленького вездехода. Увидев ее, круто выжал тормоз и выключил мотор. Подойдя, покачал головой, накинул ей на плечи свое кожаное пальто и потащил в кабину.
— Иди скорей, совсем замерзла.
Она сидела рядом с ним, блаженно щуря глаза, и готовила ответы на его вопросы. Но он ни о чем не спрашивал, а все говорил о том, что удалось сделать его партии, и как хорошо жить в глуши, где всегда можно открыть что-нибудь новое.
— Ты же знаешь, — убеждал он, — как много надо всего такой стране, как наша. Ведь громадные планы! И то, что я делаю, тоже учтено в них. Ты согласна?
Тамара кивала головой:
— Да, конечно, милый.
Увлеченный своими мыслями, он даже не заметил нежного слова, случайно оброненного ею.
Внезапно Тамара нахмурилась, и глаза ее покраснели:
— Ты получил новое назначение?
— Да.
— Мог бы сообщить мне об этом.
— Я не был убежден, что ты здесь.
— Не ври. Я писала из Мурманска.
Он испытующе посмотрел на нее:
— Я помню. Но я думал, что, может, тебе надоело все.
Она отодвинулась от Нила, чтобы лучше видеть его лицо, и ничего не прочла в нем, кроме спокойствия.
— Если б могла заплакать — я бы заплакала, — пробормотала она. — Но у меня нет слезных желез.