Выяснилось, что Иван Малый прибыл в Нагыл с сообщением о бандитах спустя часа два после отъезда Боброва, и Афанас сразу выехал ему на помощь. Они быстро добрались до Хомогоя, но Бобров, который был почти раздет, успел обморозить лицо и руки. Бандитов здесь уже не было. От возницы они узнали, что Павел Семенов уехал в Талбу и увез с собой оглушенного Кукушкина. С ними же увязался и Федот Запыха.
Высланная Губастым разведка вернулась с донесением, что красные охотчане повернули обратно в Быструю. Там. по общему мнению, их ожидала верная гибель от голода и холода, так что скоро всю группу можно будет взять голыми руками.
Лука Губастый чувствовал себя героем. Тишко был им очень доволен и при всех шумно поздравлял его с успехом.
Но в самый разгар торжества вернулись солдаты, которым Лука приказал собрать трофеи на месте боя. Они заявили, что привезли туши трех убитых под красными лошадей, и одного убитого красноармейца спустили в прорубь.
— Как одного? — вскричал Лука. — Их же оставалось двое!
— Так ведь вы же двоих увели в плен…
Долго спорили, пока не выяснилось, что Лука привез с собой одного пленного — Трынкина, что спустили под лед тоже одного — убитого красноармейца. А третий красный, видимо, исчез.
Тут Тишко забегал с несвойственной его тучной фигуре резвостью. Он размахивал перед Лукой наганом и истерически кричал, что семьдесят дураков упустили одного большевика, что он, капитан Тишко, приказывает Луке во что бы то ни стало лично доставить того красного в штаб. Немедленно! А не то худо будет!
Наконец, утомленный беготней и криком, он с головой завернулся в шубу и лег.
Лука со своими солдатами до самого утра рыскал повсюду в поисках исчезнувшего красного А когда он, в великом страхе за свою дальнейшую судьбу, ни с чем вернулся в штаб, Тишко, на его счастье, был уже милостив и великодушен. Капитана, оказывается, весьма порадовал Павел Семенов, одержавший победу на станции Хомогой.
Поздно вечером в штабе стало известно о появлении Гавриша. Его немедленно арестовали, и он сообщил, что накануне ночью по пути в Нагыл к ним в зимовье пришел Сюбялиров, который чуть не застрелил его, Гавриша, отобрал у него лыжи, а Ивана Малого обвинил в измене и увел с собой.
Лука в душе был доволен, узнав, что Сюбялиров ушел, не наделав им больших бед, но он не мог простить Гавришу Уланчика, якобы отобранного потом красными. Поэтому Гавришу пригрозили расстрелом и отправили его в старое здание ревкома, ныне превращенное в тюрьму. Там он встретил своего отца, слепого Николая, который был арестован за ограбление церковной земли и за призыв к расправе над богачами. Нашлись и знакомые. Егордан Ляглярин, например, был посажен за сына-комсомольца. Кроме того, там сидел тихий великан Василий Тохорон, который чуть не избил когда-то Луку Веселова и Романа Егорова да еще нагрубил на сходке Никуше Сыгаеву; был здесь и сторож ревкома, глухой старик Тосука, тот самый, что больше всех плакал и убивался на похоронах Эрдэлира и оскорбил самого Луку, когда тот открыл школьный шкаф и стал выкидывать учебники на раскурку.
Семен Трынкин, Сергей Кукушкин, ревкомовец Егор Найын, жена Эрдэлира Агафья и захваченные в Талбе член волревкома Матвей Мончуков и бывший заведующий Нагылским интернатом Ефим Угаров, как наиболее опасные преступники, содержались во внутренней тюрьме штаба.
В КРАСНЫЙ Я КУТСК
Вскоре в улусе сформировался партизанский отряд Сюбялирова. Егор Иванович был в этом отряде не командиром, а рядовым бойцом, но в народе, про партизан так и говорили: «Отряд Сюбялирова». За один день Сюбялиров ухитрялся побывать в трех наслегах. Он созывал собрания жителей, призывал трудящихся вступать в красные отряды, добывал для бойцов продукты и одежду.
Пощипывая свои жесткие усы, он рассказывал людям о кровавых боях, о предательстве буржуйского отродья, говорил о будущей счастливой жизни и о ближайших задачах так же просто и искренне, как люди в мирное время рассуждали об урожае, об охоте на зайцев или о постройке юрты.
Слухи об отряде Сюбялирова все чаще и чаще доходили до Тишко и не на шутку тревожили капитана. Однажды ночью в штаб прискакали два постовых со станции Хомогой. Они рассказали, что их гарнизон был обстрелян отрядом не менее чем в пятьдесят человек. Троих убили, а они двое спаслись только благодаря богу. Они уверяли, будто сами слышали голос Сюбялирова.
Бандиты всполошились и бросились на южный тракт, чтобы устроить там засаду.
Тишко и Лука мерзли в засаде до полудня, пока не выяснилось, что Сюбялиров с двадцатью всадниками прорвался в Быструю по летней дороге. Двое постовых, которые стерегли ее, едва успели спрятаться, и красные, к счастью, промчались мимо, не заметив их. А они лежали за пнями и сумели разглядеть самого Сюбялирова, какого-то русского человека и Веселовского рысака Уланчика, на котором сидел паренек, закутавший голову башлыком, красные вели за собой много оседланных коней, без седоков.
Вернувшись с войском в штаб, Тишко и Лука объявили населению, что они нарочно открыли красным путь на восток, чтобы запереть их всех в безлюдной Быстрой, где большевики неизбежно погибнут от холода и голода.
А население каким-то неведомым путем уже узнало, что на тракте действовал не кто иной, как Афанас Матвеев, и всего с пятью бойцами. Обстреляв постовых, он тем самым отвлек бандитов от летней дороги и преспокойно вернулся к себе в Нагыл. Взаимные предупреждения: «Тише!.. За язык поймают, Губастый растреляет!» — лишь способствовали быстрому распространению новости.
Через несколько дней от «победителя у Хомогоя» Павла Семенова в штаб прискакал вестовой. Он сообщил, что Павел с десятью солдатами героически сдерживает на летней дороге около ста красных с пулеметами и что ему срочно необходима помощь.
Все войско, под командованием самого капитана, бросилось на север, а Луку с десятью солдатами Тишко на всякий случай отправил на берег Талбы, чтобы перерезать там тракт.
Лука слышал доносившуюся с севера, из-за гор, перестрелку. Он нетерпеливо расхаживал перед рассевшимися на бревнах солдатами и громко досадовал, что на этот раз ему не пришлось проявить свою храбрость. Вдруг с противоположного высокого берега грянул залп, над головами засвистели пули, и на лед широкой цепью вынеслись всадники. Весь отряд Луки, за исключением двух убитых, бросился в кусты, где были спрятаны кони, и ускакал куда глаза глядят.
Что же произошло? Отряд Боброва прибыл в Быструю, где нашел измученных голодом охотчан, уже потерявших надежду на спасение. Перед тем как пуститься в обратный путь, Бобров выделил шесть бойцов под командованием Сюбялирова для демонстрации на летней дороге. Коней для этой шестерки решили усиленно кормить и вести их до самого места свободными. При отборе шести бойцов принимали в расчет не только храбрость, но даже вес всадников, так как эта группа должна была уходить последней. Поэтому в число шести попали «легковесы» Василий Кадякин и Никита Ляглярин.
Расположившиеся на макушках двух гор бойцы Сюбялирова только лишь шума ради затеяли длительную перестрелку с белыми постовыми. Вскоре, привлеченные этой перестрелкой, к летней дороге стали подходить основные силы белых.
Тем временем двигавшиеся по тракту красные подошли к берегу. Они внезапно дали залп по оставленной здесь горсточке бандитов, после чего часть из них рассыпанным строем поскакала через Талбу, а другие в это время прикрывали их плотным огнем.
Когда первая цепь поднялась на противоположный берег, бросились на лед и остальные. Последним скакал Федор Ковшов, в лохматой медвежьей шапке, неестественно толстый в своем полушубке из оленьих шкур. Он давно вступил в Охотский красный отряд и с ним делил все горести и невзгоды поражения, а на пути отряда к Якутску был таежным проводником.
Когда главные силы Тишко уже подходили к месту боя на летней дороге, бойцы Сюбялирова вскочили на коней, спрятанных в распадке, и умчались, чтобы присоединиться к своим. Сюбялиров с горы видел, как отряд Боброва, огибая Талбу, направился в сторону станции Хомогой.