— Вы бы хоть свои несчастные бороды да усы сорвали! — упрекал он артистов. — А ты, Иван, даже одеяло не догадался с себя скинуть!
— Мне и в голову не пришло, что они в ту комнату заглянут, — возразил Дмитрий с видом человека, не придающего особенного значения тому, что он в чем-то провинился.
Он обвел глазами класс и остановил взгляд на Луке, который стоял на отшибе, прислонившись к стене.
— Ну, спасибо тебе, Лука, — сказал Дмитрий сурово. — Ты, верно, с тем и пришел на наше представление, чтобы впустить сюда попа и князя. Что ж, ты свою обязанность хорошо выполнил.
— А если мне тогда на двор захотелось… — проворчал Лука.
— Как это он пролез к нам, гадина! — гневно и в то же время горестно воскликнул Афанас. — Эх, не надо было пускать его, вытолкнуть бы — и все!
— Уж не ты ли меня вытолкнешь, нищий сторож?!
Со всех сторон послышались негодующие голоса, люди угрожающе надвинулись на Луку, но он быстро вышел из класса, сильно хлопнув дверью.
Учитель пошептался с фельдшером, улыбнулся и поднял руку:
— Представление продолжается. Это даже хорошо, что Иван и Дмитрий сохранили свои наряды: они еще пригодятся.
Прерванная сценка приближалась к развязке. Сказочно быстро вылечился «умирающий». Указывая на «фельдшера», он неистово кричал, наступая на испуганных, забившихся в угол «попа» и «шамана»:
— Вот кто спас меня от смерти, вот кто избавил моих детей и жену от нищеты! А вы — обманщики! Отдайте назад мои деньги!
— Он помешал, а то бы я вылечил! — в один голос заорали «шаман» и «поп».
А кончилось представление тем, что исцелившийся «больной» под оглушительный хохот зрителей вытолкал за дверь и «попа» и «шамана».
На другой день по наслегу прошел слух, будто акт о пасхальном празднике в Талбинской школе князь отправил в город.
Но вскоре об этом забыли. Поп, как обычно, выехал к таежным эвенкам, кочующим от Талбы до Охотского моря. В эти дни они собирались в условленных пунктах отпевать души умерших, венчать супругов и заодно крестить их же детей. Тут же шла торговля. Приезжие купцы скупали за бесценок, иной раз просто за блестящие безделушки, с трудом добытую пушнину.
Пробыв с полмесяца в тайге, поп вернулся домой, с тем чтобы потом отправиться в Якутск — сбывать меха, приобретенные за время объезда тайги.
Эти несколько дней, которые поп намеревался провести дома, сулили учащимся много неприятностей. За минувшие две недели школьники не только не выучили заданных батюшкой уроков, но и успели основательно позабыть ранее с ним пройденное.
Злоба на учителя и фельдшера, на нестарательных учащихся, усталость после долгого таежного пути с непривычными ночевками в палатках, хлопоты в связи с предстоящим отъездом — все это сделало и без того раздражительного попа еще более нетерпимым и придирчивым. В таком настроении он мог ни с того ни с сего оттаскать за уши, на целый час поставить на колени или в угол, да еще при этом больно прижать к стенке, оставить до ночи в пустом классе без обеда, бить по рукам.
Как раз в эти наиболее свирепые поповские дни заболел учитель. Накануне он с трудом провел свои уроки и слег. А сегодня сторожиха с утра объявила:
— Ребята! Учитель ваш сильно захворал. Фельдшер говорит, что он простудился. Которые ходят из дому, могут отправляться восвояси, а пансионеры пусть ведут себя хорошо и не шумят. Так сказал учитель.
Но в этот ясный, солнечный день ребята не сразу и не все разошлись по домам, а затеяли на улице игры.
В самый разгар веселья откуда ни возьмись появился поп и крикнул:
— В класс!
Урок закона божьего всегда был последним, и потому ребята хоть и прекратили игру, но продолжали стоять в замешательстве.
— В класс! — заорал взбешенный таким непослушанием поп.
Все понуро поплелись в школу, но тут же выяснилось, что дверь класса заперта изнутри. Была еще одна дверь — из комнаты учителя, но проходить через «вражескую территорию» поп не пожелал, а послать туда ученика, чтобы тот отпер, видимо, не догадался, а может быть, и не захотел. Как бы там ни было, он поступил чрезвычайно просто: пригладил обеими ладонями волосы, провел двумя пальцами по усам и бороде, после чего, ухватившись обеими руками за дверную ручку, рванул дверь на себя и выдернул крючок.
Как только закончилась молитва, которой обычно начинался урок закона божьего, дверь распахнулась и на пороге появился учитель. Он был в форменной одежде с крупными медными пуговицами. Учитель подошел к попу и, стукнув кулаком по столу, закричал на него:
— Ты кто такой?
Вскочивший поп закричал еще громче:
— Я священник! А ты кто?
— Я-то учитель. А вот ты разбойник! Взломщик! Вон отсюда! Вон, мракобес!
С шумом повскакали испуганные ребята.
— Вот, полюбуйтесь-ка, дети, на своего учителя! — обратился к ним поп.
— Все выходите!
— Стойте! — закричал поп громовым голосом, и уже двинувшиеся к выходу ребята невольно остановились. — Ваш учитель больше не учитель, ему отказали от должности… Посмотрите-ка на это… — он вынул из кармана и развернул какую-то бумагу с орлом и печатью.
Слегка нагнувшись над бумагой, учитель тут же выпрямился.
— Я не признаю этого. Я ничего подобного не получал. Выходите, дети!
— Скоро получишь… Эй, по местам!
Опрокидывая друг друга, ребята стремительно выбежали на улицу и попрятались за сложенными там дровами.
Многие плакали, боясь, как бы поп не избил больного учителя, — ведь силу поповских рук они не раз испытали на себе.
Долго в школе гудели сердитые голоса. Потом поп вышел, ругаясь:
— Я тебя проучу, якутская морда!
За попом выглянул из дверей бледный учитель и слабым голосом произнес:
— В класс!
Во время урока он часто трогал виски и тяжело вздыхал, закрывая глаза.
К концу второго урока в класс вошел фельдшер и объявил:
— Ребята, ваш учитель болен. Если вы его любите, расходитесь, а то ему будет хуже.
Ребята тихо встали и вышли из класса.
На свой урок поп загнал в класс только пансионеров. Вот с чего он начал:
— Ваш учитель за свои прегрешения перед царем и православной церковью отстранен от должности. Теперь-то уж я вправлю вам мозги, косоглазые мерзавцы! — И он обвел глазами учеников. — Ляглярин! — крикнул он и, подождав немного, подбежал к стоявшему с опущенной головой Никитке.
Поп схватил мальчика за ухо и заорал:
— На колени, негодяй! Небось все «Посланье в Сибирь» шепчешь, рожа не мытая!..
К счастью, на другой день он уехал в город.
В низинах еще лежал снег, когда учитель и его друзья повели ребят на маевку. Опять пели на полянке песни сударских, устраивали разные игры. Бобров рассказывал детям о том, как борются в России русские рабочие и крестьяне против царя и буржуев, объяснял, что борются они не только за себя, но и за якутских и за всех иных бедняков и батраков.
А вернувшись с маевки, учитель простился с учениками. Он подходил к каждому и целовал в щеку. Потом остановился у своего стола и взволнованно заговорил:
— Ребята! Мне отказали от места… еще месяц тому назад. Я скоро отсюда уеду. Прошу вас любить, уважать и слушаться Виктора Алексеевича. Он много хорошего сделал для ваших родителей и для вас самих. Я и сам многому научился у этого прекрасного русского человека, друга бедных якутов… Если я кого из вас обидел когда-нибудь, прошу меня простить. Помню, в самом начале я наказывал тех, кто говорил в классе по-якутски. Это было моей ошибкой. Потом мне Виктор Алексеевич объяснил, что я был не прав. Русский язык не нуждается в том, чтобы его вводили под страхом наказания. Для своего счастья, для счастья нашего бедного народа изучайте русский язык. Старайтесь как можно лучше учиться, — среди вас есть люди очень способные… Ну вот, кажется, и все. Прощайте! Я очень вас всех люблю и всем желаю удачи.