А вскоре началась революция, и все предсказания юродивой сбылись. Смерти посыпались одна за другой.
* * *
Ольга Сергеевна открыла глаза, трясущимися руками подтянула к лицу угол пододеяльника и промокнула выступившие слезы. Нельзя, чтобы слезы капали на подушку. Она терпеть не может сырые подушки! Они такие же противные, как эти толстые серые кролики, что прыгают и ворочаются в голове.
Сколько ей осталось до безумия и нищеты? Она должна умереть до этого страшного дня. Никто не должен видеть ее безумия и страдать от него. Только вот она все время забывала, сколько ей лет. Это все из-за кроликов. Они всё время всё путают. Вот и сейчас она снова забыла, сколько ей лет, а знать это просто необходимо. Ольга Сергеевна дотянулась до веревки рынды, язык которой был предусмотрительно обмотан полотенцем, и квартира наполнилась глухим звоном и сердитым криком:
- Сколько мне лет?! Сколько мне лет?!
- Ну, началось! Проснулась! - услышала она из соседней комнаты.
В комнату вошел ее внук Николай Петрович и устало сказал:
- Бабушка, ты спрашиваешь каждый день! Запомни: тебе восемьдесят пять лет.
Ольга Сергеевна успокоилась, облегченно выдохнула и задала второй традиционный для утра вопрос:
- А через сколько мне будет девяносто пять?
- Через десять лет, дорогая! Успокойся, ты будешь еще долго жить! - ответил шестидесятилетний внук и спросил: - Может быть, тебе принести завтрак в постель?
Нет, благодарю, я встану, - ответила она с достоинством.
Как знаешь, - согласился Николай Петрович и вышел на кухню.
Ольга Сергеевна терпеть не могла лишней возни с собой, и, хотя с годами делать многие вещи становилось все труднее, она с упорством и медлительностью черепахи все, что могла, делала сама. «Долго жить! Это для тебя десять лет - долго жить! Чем ближе смерть, тем короче сутки», - буркнула она себе под нос и, держась за поручень кровати, осторожно спустила на пол сначала одну сухонькую ножку, потом другую и с трудом поднялась. Проходя мимо небольшого зеркала, придирчиво оглядела себя - «Надо привести волосы в порядок» - и требовательно позвала:
- Маруся!
В комнату вошла жена Николая Петровича.
- Что, Ольга Сергеевна?
Мои волосы?! - с раздражением на ее непонятливость ответила Ольга Сергеевна и указала рукой на свою голову.
На самом деле Марусю звали Надежда Андреевна, но в последнее время она послушно откликалась на Марусю: Ольга Сергеевна принимала ее за горничную из своей дореволюционной жизни. Детской расческой Надежда Андреевна провела пару раз по жидким волосам Ольги Сергеевны и скрепила их сзади заколкой.
Ольга Сергеевна осмотрела себя в зеркало и, подобрев, сказала:
- Спасибо, дорогая! Ступай! Завтрак подан?
- Да, Ольга Сергеевна. Все, как вы любите.
Надежда Андреевна вышла, оставив дверь комнаты открытой. Наблюдая, как Ольга Сергеевна еще раз глянула в зеркало и, выпрямив спину, горделиво подняв голову, медленно двинулась в сторону кухни, она вздохнула: печальное зрелище - видеть пережившую свой век графиню, царственно шаркающую к столу в ночной сорочке и не понимающую, в каком времени и пространстве она пребывает.
Сев за стол, Ольга Сергеевна придирчиво оглядела сервировку и осталась довольна: скатерть, салфетки, правильно разложенные столовые приборы. Можно приступать к трапезе.
- Что сегодня на завтрак? - поинтересовалась она.