— Это ты правильно, дьякон: не вредно с лимоном… А тоже хорошо, когда сливки с пенкой.
— Ну, в Шервоже у нас таких сливок не достанешь…
Огнев даже засмеялся: дьякон его утешал, как малого ребенка. А всё-таки с разговорами куда легче итти. Вон и четырнадцатая верста, а от неё влево змейкой уползал узкий проселок. На «росстани» уже сидели какие-то богомолки.
— Мир на стану! — крикнул весело дьякон. — Куда господь несет, милые?
— А по обещанию… — ответила за всех тощая и сгорбленная старуха. — По обещанию, милый, идем. Дальние мы… К Симеону праведному.
— Далеконько будет…
— И то не близко. Вторую неделю бредем… Как господь донесет. Притомились женским делом…
— Ничего, отдохнете…
— Известно, отдохнем.
Огневу приходилось еще в первый раз разговаривать с богомолками. Раньше он видел их только из окна своей городской квартиры. Вообще, как городской человек, он не понимал этого простого деревенского люда и мог только удивляться, что дьякон умел с ними разговаривать и просто и любовно.
— Взыскующие града, — объяснил Келькешоз, показывая глазами на богомолок. — У нас свое, у них свое… А между прочим, нам пора, камрад. Едем per pedes apostolorum… Прощайте, милые.
Трудно было Огневу подниматься, но дьякон не знал пощады — приходилось покоряться. До Семишек оставалось еще верст десять.
— Дорога отличная здесь, — утешал дькон. — Когда я учился в бурсе, так всегда ходил пешком. Уснешь, как зарезанный… Вот увидишь, когда придем в Семишки.
Трудные были эти десять верст, хотя проселок шел то полями, то лесом, и не было проклятой трактовой пыли. Огнев молчал, чувствуя, как у него подгибаются ноги от усталости. Наконец Огнев забунтовал:
— Келькешоз, мы сбились с дороги! Это чорт знает что такое… Проклятые Семишки провалились сквозь землю.
— Нет, их отодвинули дальше… Не ропщи, человече.
В довершение всего дорога пошла в гору. Огнев сел на какой-то пенек и решительно заявил, что дальше не пойдет ни за какие коврижки.
— Я лучше вернусь в город… — повторил он жалобным голосом.
— А чай со сливками?
— Ну тебя и с чаем…
— Как знаешь, ступай назад, а я пойду вперед… Прощай.
Дьякон зашагал дальше. Огнев посидел на пне с минуту и покорно поплелся за ним.
Семишки оказались ближе, чем думал изнемогавший от усталости Огнев — только поднялись в гору, и с неё открылся вид на небольшую деревушку, раскидавшую свои избушки у её подножия.
— Ну, вот и отдых! — громогласно заявил дьякон.
Огнев в это время малодушно мечтал о том, как он, отдохнув в Семишках, наймет лошадей и уедет обратно в город, а дьякон пусть себе идет один.
В Семишках они разыскали знакомого мужика и расположились на отдых. Огнев был настоящий городской человек и настоящей деревни не видал, исключая трактовых сел и пароходных пристаней. Его удивляло больше всего то, что всего каких-нибудь двадцать четыре версты от Шервожа и начинался совсем иной мир. Да, это была настоящая русская деревня со всем её мирным убожеством. Здесь были свои интересы, заботы, радости и напасти. И лица другие, чем в городе, — такие простые русские лица. И таких деревень сотни тысяч, а в них десятки миллионов настоящих русских людей.
— Куда наклался, о. дьякон? — спросил хозяин, степенный бородатый мужик.
— А в Березовку… Там племяш у меня в учителях.
— Видал… Мы в Березовку ездим о зимнем Николе, к престолу. Ничего, паренек хороший. Хозяйством обзаводится… А это кто с тобой будет?
— А так, городской. Из купцов.
Мужик посмотрел на Огнева и улыбнулся.
— Как будто оно не похоже, о. дьякон. Не то обличье…
— А кто я, по-твоему? — полюбопытствовал Огнев.
— Из чиновников, али из господ… А березовского-то учителя я даже очень хорошо знаю. Он на нашу крестьянскую руку — и пашней обзавелся, и в кузнице робит, и всякое протчее обзаведенье.
Огнева томила страшная жажда, но дьякон не дал ему ни воды, ни квасу.
— Обожди самовара, а то хуже будет, ежели с жару холодного напьешься…
Деревенские самовары кипят долго, и Огнев опять начал роптать и жаловаться, так что дьякон даже обругал его.
— Ну, какой ты человек? Смотреть на тебя тошно…
— И не смотри…
— Вот брошу тебя и уйду один. То не могу, другое не хочу… тьфу!..
За самоваром Огнев отдохнул и повеселел. Никогда еще он не пивал чая с таким аппетитом.