Но дело не только в том, что темно, — устаю очень. Так устаю, что уже ничего и не хочется. Дунетхан и Бади наберут нам с Дзыцца тарелку ягод, но что это! Если сам на дерево не влезешь да не нарвешь…
Но вскоре я все наверстал. Дудтул повредил ногу, и Гадацци не разрешал его запрягать. Жамират отвозила продукты на повозке другой бригады.
— Отдохни пока, — сказал мне Жамират.
И я отдыхал.
На наш белый тутовник не многие рискуют залезть. Высокий очень ствол: пока доберешься до веток, семь потов сойдет. Но я привык и за одну минуту добираюсь до верхушки.
Ягоды поспевают и падают на землю. Чуть подует ветер — глядишь, уже вся земля под деревом усыпана. Сегодня надо обязательно стрясти ягоды. Я крикнул девочкам:
— Принесите из маленькой комнаты покрывало!
Сижу на тутовнике, жду.
— Зачем по земле волочишь, Дунетхан! Возьми в руки, оно же запылится!
Бади подхватила конец покрывала, приподняла.
— Ближе подойдите!
Я начал трясти ветки. Ух, сколько ягод! И вниз на покрывало сыплются, и на меня падают — на голову, на спину…
Вижу — Дунетхан и Бади еле держат покрывало: наверно, руки устали.
— Положите его на землю.
Вишь, как обрадовались, сразу растянули покрывало на траве. Я снова тряхнул дерево. И снова ягоды посыпались дождем. Дунетхан и Бади собрали их в кучу на покрывале.
— Хватит! — кричит Дунетхан. — На неделю хватит!
Да и правда много. Я, очень довольный, быстро слез с дерева. Высыпал ягоды в ведро — чуть-чуть доверху не хватило.
Вдруг мне пришла в голову славная мысль.
— Давайте отнесем ягод Годзегка! Один раз, когда я шел с мельницы и был дождь, она мне свою душегрейку вынесла.
Дунетхан только скажи, что надо куда-нибудь сходить, — в одну секунду соберется.
— Ой, бедная, — сразу начала Дунетхан, — у них же нет ни одного тутовника… И даже если бы был, кто бы ей нарвал? Она же одна живет!
Дунетхан живо принесла корыто, отсыпала в него ягод.
— Это мы оставим Дзыцца.
Бади стояла, надувшись. Я сказал:
— Пойдем, Бади, в дом. Пусть Дунетхан отнесет ягоды.
— Я тоже пойду с ней!
А, так вот почему она надулась — боялась, что я не отпущу ее с Дунетхан.
— Ну, идите, — сказал я, — только недолго. Дзыцца будет браниться, если узнает, что я так далеко вас отпустил одних.
Я еще и фразу не закончил, а они уже за воротами.
Мне дома одному стало как-то не по себе — привык к своей работе в поле. Чтобы чем-то заняться, решил к приходу Дзыцца протереть шкаф, вымыть полы и окна, а заодно выгрести золу из печки.
Я посмотрел на нашу деревянную кровать. Сколько же ей лет? Село у нас недавно отстроено, здесь живут выходцы из Уалладжырского ущелья. Дзыцца говорит, что кровать они оттуда с собой привезли. Но даже и дед мой не помнил, кто эту кровать сделал…
А шкаф сделал Хоран. Он самый лучший плотник в нашем селе. Вот только стекло на дверце разбилось, а вставить некому. Да и стекло найти трудно. Дзыцца заклеила дверцу газетой. Наизусть помню, что там написано: «Доярка Хасиева Разиат от каждой фуражной коровы надоила по три тысячи литров молока…»
Печка наша… Сколько места она занимает! Ее несколько лет назад Цымыржа сложил. Ту печку, что раньше была, фашисты разрушили. Сколько раз ходила Дзыцца к Цымыржа! Он один печник на все село, трудно его дозваться. А уж дерет с людей — втридорога! Но куда денешься? Все равно без печки не обойдешься. И люди идут к нему.
Дошла очередь и до нас — пришел. Когда он сложил фундамент, то всех нас выгнал во двор, чтобы мы, не дай Бог, не узнали его секретов. Боялся бы взрослых, но нас-то, детей, чего было бояться? Или он думал, что я на второй же день начну соседям печки складывать? Я бы на его месте не был таким недобрым. И по три пуда кукурузы не брал бы за каждую печку. Не так уж много у людей хлеба, особенно у тех, кто еще ждет своих кормильцев с войны.
Но правду сказать, печка у нас получилась хорошая. Совсем не дымит. И греет хорошо. Протопишь один раз как следует, и на целые сутки хватает. Зимой я часто сидел на печке, грелся.
Все это вспомнилось, когда я маленьким веничком сметал с печки пыль. Под духовкой у нас сделана ниша, Дзыцца складывает туда все ненужное. И в нишу обязательно полезу, убирать так убирать.
Чего там только не было! Шерсть, ухват, банки… Сунул руку еще дальше — что-то гладкое. Литровая банка. Вся в паутине. Вытер тряпкой, и… странно: там вишни! Закрыто бумагой, перевязано черной ниткой. Сверху вишни уже заплесневели. Я глядел и удивлялся: что бы это значило? Но так ничего и не придумал. Положил банку в нишу и продолжал уборку.