Впервые в жизни маленькая Мэри увидела, что не она идет в школу, а школа шагает ей навстречу. Школа бежала по тротуару на тоненьких ножках, яростно потрясая окнами, из которых гроздьями висели перепуганные учителя и ликующие ученики. Преподаватель логики и здравого смысла уцепился за створку школьных дверей, и взывал к коллегам дрожащим, но упорным голосом:
- Спокойствие, спокойствие! Это всего лишь оптическая иллюзия! Школа, как известно, является зданием, произведением рук человеческих, и не может быть наделена способностью мыслить и двигаться! Исходя из этого, все происходящее есть плод нашего воображения, так как все это противоречит законам логики и здравого смысла.
Школа, возмущенная недоверием, содрогнулась от фундамента до крыши, и преподаватель логики и здравого смысла полетел на тротуар вниз, вопреки всем своим законам. Ликующие ученики завопили от радости и принялись утешать преподавателя градом из школьного мела. Виновница сего беспорядка, плясала и тряслась всеми четырьмя этажами: других, усомнившихся в ее величии, не последовало. Увидев столь занимательную картину, Мэри остановилась на тротуаре, широко и беспечно открыв рот. Этим тот час же воспользовался язык! Вспорхнув, словно прекрасный лепесток розы, он закружился в вихре школьного танца и исчез из виду. Мэри бросилась в погоню, хотя надежды было мало: истязаемый овсяными мучениями каждое утро, обозленный язык потерял всякую любовь к своей хозяйке и захотел свободы. Когда школа вдоволь натанцевалась и села отдохнуть, Мэри решительно шагнула к покосившимся створкам двери и вошла.
Внутри школы царил таинственный полумрак. Повсюду в беспорядке валялись учителя, вперемешку с учебниками, указками и, оседлавшими их, учениками. Цветы жизни упорно вопили, и так были увлечены забрасыванием преподавателей мелом, что на Мэри они внимание не обратили. Она тихонько проскользнула в коридор, и принялась осматривать классы.
В первом классе, Мэри обнаружила довольно невоспитанную линейку, которая писала на доске неприличные слова. В перерывах линейка посмеивалась, бормоча что-то про 2+2=4 и про наказание учеников. Кроме неё, в классе никого не было, не считая два, достаточно обгрызенных, карандаша, которые играли в карты. За следующей дверью слышалось неясное бормотание, поэтому Мэри открыла её очень осторожно, почти кончиком носа. На чистенькой парте лежал огромный грамматический словарь, и, листая сам себя, декламировал вслух самые витиеватые правила. Он был таким самодовольным, что даже не поднял на Мэри глаза, когда она тихонько вошла и спросила, не пролетал ли где-нибудь поблизости её язык. Оставив этого бумажного эгоиста в покое, Мэри вышла в коридор, и поднялась по лестнице на второй этаж. Там негромко играла музыка и доносился приятный звон бокалов. Закрыв глаза, Мэри представила, что находится на одном из балов, которые так любит ее тетушка Патриция. Немного помечтав, и протанцевав с воображаемым кавалером пару танцев, Мэри подошла к двери, за которой слышалась музыка и вошла. Это действительно был бал, но весьма необычный. В просторной классной комнате кружились, выписывая танцевальные фигуры, пробирки и колбы разнообразных размеров. Спиртовка, с видом заправского бармена, подогревала различные минералы и щедро наполняла ими всех желающих. У барной стойки, которую представлял учительский стол, крепкие мускулистые штативы следили за порядком, время от времени задерживая нарушителей. Некоторые гости, не торопясь, прогуливались вдоль таблицы Менделеева, где важные кавалеры, знакомили дам с их историческим прошлым. Первой появление Мэри заметила спиртовка.
Она деловито поправила свою бабочку и сказала:
- Добрый день, мисс! Немного канифоли?
С трудом подняв отвисшую челюсть, Мэри прикрепила ее на место и ответила, изо всех сил пытаясь казаться не удивленной:
- Спасибо, откажусь. Скажите, пожалуйста, не пролетал ли на вашем чудесном балу язык? Вам могло показаться, что это лепесток розы, которая растет в школьном саду, но это не так. Это мой собственный язык, уверяю Вас!