— Эй, зятек!
— Да-да, Семен Васильевич. Я слушаю.
— А-а, а то я подумал, что заснул ты. — Елейно-нежные нотки вдруг исчезли, и в следующем вопросе прозвучал рык льва, огорченного поведением газелей на подведомственном царю зверей участке саванны. — А знаешь, на что я сейчас смотрю?
Семен Васильевич был человеком незлым. Чтобы распечь подчиненного, ему требовалось сначала распалить себя, что он сейчас и делал.
Боря решился на контрудар:
— Догадываюсь.
— Вот как? — Семен Васильевич в гневе не учел такой вариант. — И что же это, по-твоему?
— По-моему, это фотографии. Штук пять, я думаю.
Семен Васильевич ответил не сразу, но когда заговорил, голос его звучал спокойно:
— Интересно ты живешь. Но это твои дела. А вот по поводу фотографий… Лялька знает?
— Насколько я понимаю, нет.
— А кто снимал?
— Понятия не имею.
— Бабки просили, а ты пожадничал?
— Нет. Записка была. Это просто подлянка. Месть чья-то.
— Месть?
— Видимо, да.
Семен Васильевич задумался еще на минуту.
— Значит, так, зятек. Могу я тебе башку проломить. Могу «висяк» какой-нибудь на тебя списать. Могу просто магазин отобрать…
От такого многообразия вариантов Борису захотелось превратиться в таракана и слинять в какую-нибудь щель.
— Но Лялька не поймет. Тем более что она еще не в курсе, какой ты есть муженек. Только просто так я тебе этого тоже не спущу, не надейся. Я подумаю, что с тобой делать, и что-нибудь обязательно придумаю, не изволь беспокоиться. Ты меня знаешь.
— Знаю, Семен Васильевич, — откликнулся Борис, сообразив, что страшный приговор отменили.
В дверь кабинета постучали, но Беленков не обратил на это внимания.
— Но! Если я услышу хоть шорох о том, что ты…
— Я понял, Семен Васильевич. Ни-ни. — Борис не особенно пекся сейчас о своем авторитете, тем более что оба собеседника прекрасно знали, чего стоят по отдельности.
— И еще. Если Лялька узнает сама или твой мститель поможет, то… Могу даже сразу назвать номер камеры, где устрою тебе для разминки каникулы. Назвать?
— Не стоит, Семен Васильевич. Я все понял.
Кто-то снаружи нетерпеливо подергал ручку двери, и Борис бросил на крутящийся шарик полный ненависти взгляд.
— Ну, посмотрим, что ты понял, козел. И помни, дерьмо… — Тесть снова начал заводиться, чего нельзя было допустить.
— Я все помню, Семен Васильевич. Повторяю, как молитву, утром и вечером.
В дверь заколотили. Послышались голос секретарши и незнакомый басок, что-то недовольно бубнивший.
— Ну, смотри… — Тесть бросил трубку.
На дверь обрушился целый град ударов.
— Какого хрена?! — заорал Борис, отшвырнув трубку. — Кто там еще?
Он быстро подошел к двери, повернул ключ и распахнул ее. В тесной приемной толпились люди. Кто-то был в форме, кто-то в штатском. Кто они, Борис понял сразу, но один из них счел своим долгом соблюсти формальности, сообщив Беленкову, что его посетила-таки налоговая полиция.
— Безмерно рад, — пробурчал Борис, пропуская людей в кабинет. — Именно сейчас и именно вас мне и не хватало, — добавил он беззлобно, тут же получив в ответ колючий взгляд человека в форме.
За Женькой Зыковым по прозвищу Жук ходила дурная слава садиста, хотя таковым он на самом деле не был. Он, конечно, старался присутствовать на всех разборках и стрелках, следил с интересом за беседой своих молодчиков с каким-нибудь должником или проштрафившимся коммерсантом, но делал это исключительно из деловых соображений. Вид крови или чьего-то круглого живота со следом от только что снятого утюга вызывал у него совершенно нормальное человеческое отвращение.
Но приходилось следить за порядком, чтобы все было по понятиям, ибо Жук был правильным, то есть придерживался старых воровских законов. Боевики же его не видели особого смысла и, главное, выгоды в соблюдении архаичных ритуалов. Только присутствие Жука могло удержать их от беспредела: прав, не прав — пришьют, ограбят и свалят в кабак, а там между собой перегрызутся из-за добычи.
Так что приходилось Жуку поспевать везде, где требовалось его вмешательство. Приходилось, скрепя сердце, наблюдать, как лупцуют несговорчивых хачиков, как шмонают зарвавшегося барыгу, как учат уму-разуму местную желторотую шпану. Нет, Женька не получал никакого удовольствия от этих мероприятий. А то, что он неотрывно следил за процессом, время от времени давая своим людям указания или советы, объяснялось исключительно страстью Жука к справедливости. По воровским, разумеется, представлениям.
Узнав от стукача, что некто Яша Коломиец, еще полгода назад поставленный на счетчик и с тех пор успешно скрывавшийся от братвы, замечен в подмосковном Солнечногорске, Жук не раздумывая засобирался в небольшое путешествие за город. Вопрос серьезный, и пускать решение проблемы на самотек, поручив нанесение визита рядовым дуболомам, нельзя.