— Я слесарь.
У меня было весьма приблизительное представление о том, что такое слесарь, но слово это показалось мне зловещим.
— А почему вас называют Пловцом, у вас что, нет имени?
— Олег. — Он дружелюбно протянул мне руку.
После этого мы уже мирно сидели под скалой и он рассказал мне, что теперь он уже больше не слесарь, а кругосветный путешественник. Глаза мои, по-видимому, загорелись.
— Готовлюсь к самому длинному в мире заплыву.
Глаза мои раскрылись еще шире.
— Тайны хранить умеешь?
И после того как я с готовностью закивала, он рассказал мне, что собирается переплыть в Турцию, а там доехать на ослах или на мулах до самой Трои. О том, что находится на месте Трои, мы тогда, конечно же, не знали, но прозвучало это впечатляюще.
С этого утра мы каждый день с ним тайно встречались. Я приходила к концу его заплывов, а он приносил мне какие-то карты, в том числе и карту звездного неба.
Оказалось, что он люто ненавидит Советский Союз и что, раз уехать отсюда невозможно, надо переплыть Черное море. Звездная карта нужна была ему, чтобы ночью ориентироваться по звездам, потому что днем он бы заблудился в открытом пространстве. Он знал все созвездия и расписания всех кораблей кавказских пароходств. Свой заплыв он собирался совершить через неделю, спрыгнув ночью с пассажирского корабля, выходящего из Батуми. Пловец показал мне по карте, где и когда он должен спрыгнуть, и сказал, что плыть ему нужно будет всю ночь, а то и больше, пока волны не выбросят его на благословенный берег.
— Только надо салом намазаться, чтобы от соли кожа не слезла, — и неожиданно он спросил: — Ты в Бога веришь?
Я неловко засмеялась.
— Бог — это генеральный секретарь партии ангелов?
— Бог — это не генеральный секретарь и не диктатор, а генератор случайностей. Случайность и мы с тобой. Иногда события мирового масштаба решаются за какую-нибудь долю секунды, как в кино. Спора жизни, случайно занесенная на Землю, лишь по воле случая обрела на этой планете питательную среду. По воле случая один из миллиардов сперматозоидов вырвался вперед, чтобы в мир вошло событие. Добро и зло происходят при полном отсутствии логики. Сколько раз добро не было вознаграждено, а зло не было наказано. И тщетно искать смысл чьей-то преждевременной смерти. Смысл вещам и событиям мы придаем сами, он — это изобретенная нами матрица, и то, что в одних культурах принимается за моральное поведение, в других обречено на жестокое наказание.
Тогда я ничего не поняла из того, что он сказал, но было ясно: Пловец — человек таинственного ума.
За обедами мы больше друг на друга не смотрели, чтобы никто ничего не заподозрил. Глотая харчо, я постоянно думала о том, как ночью на большом пассажирском корабле гаснут огни, о тени, которая крадется по палубе, когда все остальные пассажиры уже уснули, о прыжке в черное никуда, о криках «Человек за бортом!» и о лучах больших морских фонарей, шарящих по темной воде.
Потом Пловец исчез, и говорили, что он утонул. О том, что он отправился в Турцию, не знала ни одна живая душа, кроме меня. И, пока мы ели, спали и говорили о пустяках, Пловец преодолевал огромный водяной шар и думал о Боге.
Как-то за пластиковой скатертью кто-то сказал, что вовсе он не утонул, а уехал к себе в Сибирь, потому что со своей хозяйкой он аккуратно расплатился.
Я часто приходила на скалу, под которой обычно лежали его вещи. Теперь площадка под скалой пустовала. Я смотрела в море и думала о том, что теперь, наверное, он уже в Трое.
В конце месяца из гостеприимства зарезали мою овцу и вместо супа харчо нас торжественно пригласили на плов. Так закончилась моя вера в человечество.
В первый же день после каникул меня ожидал сюрприз. И столкнулась я с ним нос к носу на Крещатике. Уже издалека я увидела знакомое рыло с усиками. Это был Ю. А., и он отчаянно махал мне рукой. Ну вот я и вернулась! Сейчас он и сообщит мне, что мир потерял невинность или еще подобную мерзость! Ю. А. выглядел усталым и осунувшимся.
— Пока вас не было, я закончил свой труд, — со свистом в легких сказал он.
В портфеле у него лежало очередное руководство к приготовлению омаров, которое оказалось справочником по лечебным растениям.
— Как близкие? — спросил Ю. А.
— Все живы, — мрачно сказала я.
— Если вы думаете, что книга о лечебных растениях менее полезная, чем драмы Шекспира, вы ошибаетесь! В мире нет неважных и незначительных тем, — кисло проговорил Ю. А.
Я старалась его не слушать.
— В мире вообще нет ничего малозначительного. Жизнь мухи так же значительна, как жизнь генерала!