Перед представлением я всегда очень волновалась — так, будто это именно я сейчас выйду на освещенный ярким светом круг красной арены. Конферансье в цирке назывался инспектором манежа, и был это самый главный человек, объявлявший номера и приглашавший на арену новых артистов. Рабочие назывались униформистами и носили синие гусарские венгерки с золотыми пуговицами. Иногда они были одеты в тюрбаны, эти пришельцы, рожденные из пузырей Гвадалквивира. В этот момент к нам стремительно приближался Самарканд, змеи с лебедиными шеями и черными воротниками, извилистые улочки раскаленных городов, бенгальские фейерверки и факиры из Раджастана.
Больше всего я ненавидела разных гимнастов — мне было скучно, хотя они и рисковали жизнью, и, разбейся кто-то из них насмерть, у меня бы это не вызвало ни малейшего сожаления. Зато я очень оживлялась, когда появлялись фокусники и клоуны. Клоуны обычно говорили те самые слова, которые на кухне казались мне не смешными, и трибуны трудящихся взрывались хохотом. Я замирала особенно в тех местах представления, когда кто-то произносил фразы, подсказанные мной на кухне, и ощущала себя очень важным человеком.
Однажды отец познакомил меня с двумя очень красивыми людьми. Разумеется, они показались мне ослепительно красивыми, потому что ходили в серебряных костюмах, и я очень удивилась, увидев их в нормальной одежде. Это были заслуженные артисты СССР, и работали они с тиграми, то есть были смельчаками и засовывали головы тиграм в пасть. Папа сказал мне, что вскоре они с тигром придут навестить нас, и я с нетерпением ждала, когда же это произойдет. Я уже представляла себе, как тигр входит в наш двор, обнюхивает насмерть испуганную дворничиху, потом, к моей большой радости, проглатывает ее и медленно понимается по лестнице. Потом тигр будет лежать на ковре, а я с позволения хозяев смогу почесать его за ухом.
Пришли они без тигра, и меня это не на шутку расстроило. Но все равно, жена заслуженного артиста была и в декольте, и в блестках, и в боа и хохотала громко и отрывисто, кутаясь в это боа так, будто в квартире был чудовищный мороз. Муж ее специально для меня изображал рычание тигра, и это было очень здорово и не было похоже на жизнь обычных граждан. Втайне я считала их настоящими магами. Весь вечер они пили с моими родителями принесенную ими чачу, и пьяный папа читал им нараспев стихи своего любимого поэта — Константина Симонова, хотя в глубине души было им на Симонова глубоко наплевать. Но это было совершенно не важно, потому что после их ухода в нашей квартире еще долго оставался какой-то серебристый мерцающий след.
У цирковых людей было невероятное преимущество перед остальными, потому что им позволяли выезжать за границу, и они рассказывали о дальних странах, о существовании которых я знала только по книгам. Все это был какой-то очень светлый мир с самыми замечательными на свете людьми.
Разумеется, события происходили так быстро и сменялись так стремительно, что я уже давно было позабыла о том, что еще в прошлом году мы всю зиму ходили не в цирк, а в дом престарелых. И вот теперь совершенно неожиданно всплыла та самая история с Верой, с Галиной Сергеевной и с ребенком, которого удушили. И всплыла эта история в том самом месте, где ожидать ее было просто невозможно. А началось все с того, что мы пошли в гости к тому самому дяде Вале, у которого была Тамарочка.
Папа предупредил меня и маму, чтобы мы были осторожны и не болтали лишнего, потому что дядя Валя великий антисоветчик, а значит, в квартире у него могут быть «жучки».
Происходило это зимой, когда на улицах стояла синяя слякоть. Трамвай вынес нас на Отрадный, и мы оказались в унылой промышленной стране, погруженной в однообразный и пыльный фонарный свет.
Но как только мы вошли в тесную квартиру, тут же пахнуло теплом и гостеприимством. Все у дяди Вали было по-западному. Было это ясно с самого начала. Входя, мама задела плечами занавески из крашеного бамбука, нанизанного на ниточки, и они зашуршали и застучали, а мама смущенно засмеялась. Зато папа весь вечер нервничал и тряс ногой, и только мы с мамой знали, что он ищет глазами гэбэшные «жучки».
Я впервые была в такой антисоветской квартире! С низкого потолка спускались люстры из ракушек, привезенные из Японии, по стенам лепились чучела черепах из Австралии и настоящая человеческая голова «врага», сильно ссохшаяся. Она была тоже украшена ракушками и перьями, и папа принялся возмущаться, что это форменное безобразие — держать в доме мертвеца, а тем более несчастную жертву. Зато между черепахами и жертвой дремала посмертная маска Бетховена, а второй — золотой и нахмуренный — стоял на рояле.