— Ну как? — Дядя Валя тревожно вытянул красную гусиную шею.
Лицо моего папы было страшно напряжено так, будто перед ним поставили невыполнимую задачу. Нос его морщился.
— Что это, наркотики? — Потрясенный, он не отрывал взгляда от коробки и внимательно вглядывался в иностранные буквы.
— А как ты думаешь? — В голосе дяди Вали был вызов.
— Соленое, — вдруг неожиданно громко вставила я, и все уставились на меня дикими взглядами.
И тут дядя Валя с гордостью выпрямился, встал и принялся расхаживать по комнате, хотя в этой тесноте его беспокойные шаги трудно было назвать расхаживанием. Мы сидели как на иголках.
— Эх, дорогие мои, вы ни за что не догадаетесь! Это я привез с прошлогодних гастролей из Великобритании! И это, милые мои, самая настоящая...
И в этот момент он замер и наклонил голову по-собачьи. Взгляд его выражал самое глубокое театральное потрясение. Потом вскочила и Тамарочка, быстро обласкала супруга взглядом, нежно взяла под локоть и попросила не волноваться, а дядя Валя, наверное, чтобы доставить ей удовольствие, разволновался не на шутку, и в воздухе повис запах его волнения. Папа между тем уже ерзал на этом самом ужасном диване и нетерпеливо хватался за пульс. Мама собиралась разрыдаться, по своему обыкновению, а у меня чесалась спина.
— Это самая настоящая английская соль! — наконец просипел дядя Валя и стал нервно оглядываться
Из маминого горла вырвался какой-то обреченно-надрывный хрип.
— Да, да, да, — потрясенным голосом шептал дядя Валя, будто он и сам только что об этом узнал. Он размашисто тряс головой, — Это национальная британская минеральная соль, шотландские жилы!
— Какие жилы? — вдруг подскочила моя мама и совершенно невпопад страшно нахмурилась. Вероятно, в эту минуту она уже была пьяна.
— Горные соленосные жилы Шотландии, воспетые великим Бернсом! «В горах мое сердце», помните?
— Робертом Бернсом? — Папа презрительно пожимал плечами. — У Бернса я такого не припомню. — Лицо его выражало сомнение.
— Им самым. — В голосе дяди Вали сквозила непоколебимая твердость, а на лысине у него блестел пот. — А вы чувствуете разницу с нашим продуктом?
На его слова мой папа опять весь скривился и, все еще сомневаясь, попросил принести отечественной соли для сравнения. Он опять стал вертеть головой по сторонам в поисках работников госбезопасности. И добавил громко уже для «жучков», что наша советская соль намного лучше.
Тамарочка бросилась на кухню, принесла и нашей соли и высыпала горстку рядом с английской. И тут все самым внимательнейшим образом стали вглядываться в оба холмика, и внимательней всех смотрела моя мама, одними губами повторяя: «Жилы Шотландии». Мне казалось, что холмики соли на вид совсем одинаковые, но мама решила по-другому.
— Их — белее! — выпалила она, первой распознав достоинства заграничной соли.
— Именно, — подхватил дядя Валя. Глаза его хищно сверкали.
Потом дегустация пошла уже по второму кругу, и все смотрели друг другу в глаза так, будто стали свидетелями какого-то необыкновенного чуда, и с пониманием качали головами, и чмокали губами, и поддакивали друг другу о том, что английская соль гораздо более соленая.
Дядя Валя, покачиваясь, встал, и рюмка в его руке задрожала.
— Я вот хочу тут поднять тост за то, чтобы пал занавес, чтобы та страшная стена, которой мы окружены, наконец была разрушена и чтобы пала завеса с наших глаз. Я хочу выпить, чтобы мы наконец поняли, при каком режиме мы тут живем! Здесь человеку ни за что развернуться не дают, все время давят сапогом и рот затыкают. Здесь — хамство и унижение. А я хочу выпить за свободные страны, и прежде всего за... — и тут он опять выдержал драматическую паузу, — за Ямайку и за то, чтобы в следующий раз в бокалах наших золотился ямайский ром как знак освобождения советского униженного и оскорбленного человека, и чтобы гордое слово «человек» больше не звучало жалко и презрительно, и чтобы от наших красных паспортов больше не шарахались западные пограничники, как от ядовитой змеи!
Конечно, все сразу поняли, что он несет несусветную, глупейшую чушь, особенно про Ямайку. Тут же на него зашикали и предупредили, что его посадят, но дядя Валя только самодовольно улыбался, будто вместо сердца у него был теперь орден Почетного легиона. Тогда же мне показалось, что на самом деле все были удовлетворены этой вольтерьянской выходкой, несмотря на «жучки», и вечер прошел не зря, а человечество продвинулось хотя бы на сантиметр туда, где царят справедливость и вольнодумство.