— Вот ты и добилась своего, — протрубила мама, волоча меня за руку и указывая в небо.
И я увидела, как тучи в небе задвигались наподобие одеяла, в котором кто-то запутался ногами. Поначалу я даже не поняла, что там в небе происходит и почему надо смотреть вверх.
Там Бог, — строго продолжала мать, — Он гневается.
— Но ведь это просто грозовые тучи, — дерзко возразила я, — и никакого Бога нет!
В этот момент тучи стали раздвигаться, будто тот, кто запутался в облачном одеяле, справился наконец с упрямой тканью. И вдруг, прорвав ее, сверху медленно высунулся огромного размера кулак.
Кулак этот был больше гор, больше заливных лугов и больше самой земли. Он был абсолютно голубого цвета, и был грозен, и предназначался он персонально мне. Кулак двигался вверх и вниз, не уставал и был совершенно реален! Кулак заметили все, или мне так, по крайней мере, показалось. На минуту толпа остановилась. На меня устремились настороженные или, скорее, укоризненные взгляды.
— Вот! — самодовольно подтвердила мать.
Потом захлестал жестокий дождь и скрыл от меня этот грозный кулак. Я помню только, как, не разбирая дороги, мы бежали среди кочек, как беженцы от воздушного налета, скользили по коровьим пахучим «минам», падали, поднимались и в страхе бежали дальше. Уж не знаю, как мы добрались до нашей деревни, в которой снимали хату, только сердце мое бешено колотилось.
После этого мне больше никогда так и не довелось увидеть Бога, сколько я Его ни гневила в надежде на новое появление.
— Он очень достойный человек.
— Он проходимец.
— Нет, он не проходимец.
— Ну, тогда жулик.
— Не жулик.
— Когда-нибудь он сядет.
— Не сядет.
Наконец я догадываюсь, о ком речь. Речь идет о «жареном смехе», точнее, о дяде Володе, школьном товарище моего папы, том самом, который во всех обстоятельствах жизни носит белоснежную вышиванку, а однажды даже пришел в шароварах, как Тарас Бульба. Дядя Володя — адепт царства свободного духа, проводник неудержимой свободы и раб счастья. Еще дядя Володя — завхоз футбольной команды «Динамо Киев», то есть главный человек на всей Укране. А Украина больше Франции, так что он мог бы запросто стать президентом Франции или еще какого-нибудь маленького государства, и даже, может быть, и большого!
В раннем детстве я думала, что он живет на стадионе, прямо на складе, рядом с футбольными мячами, которые пахнут свежей свиной кожей тех самых свиней головы которых я видела на базаре.
И жил он как шах из Аравии, как махараджа из Джайпура, как вельможа и бог — так я думала поначалу, но потом оказалось, что он живет в самом обычном блочном доме. Зато у него была целая коллекция кубков с автографами. Он знал всех легендарных футболистов, которые уже тогда прославились и были такими же знаменитыми, как космонавты, а некоторые еще знаменитей, чем сам Гагарин, и я очень гордилась тем, что и мой папа, благодаря своему товарищу, на короткой ноге с футболистами. За компанию с дядей Володей папа однажды побывал на дне рождения знаменитого на весь мир Блохина. Там были и сам Лобановский, и Буряк, и Яшин, и Веремеев! И мой отец самолично с ними разговаривал!
Но мир, в котором жил дядя Володя, трещал по швам. Он вырос из него, как ребенок вырастает из собственной одежды. Уже тогда все говорили, что, живи он где-нибудь на Западе, он смог бы служить в Иностранном легионе или, скажем, стать каскадером, ковбоем, министром или картежным игроком, если бы ему все-таки не удалось стать президентом Франции. Здесь же были свои правила, и он мог быть только в одной-единственной роли, а именно в роли завхоза киевского «Динамо»!
После армии у него на вечно красном широком лице осталось несколько красивых рубцов, как на коже сенегальского короля, а в сердце — неизрасходованная амуниция.
Да, да, да, совершенно верно, дядя Володя был человеком широкой души. Так говорили о нем профаны вроде моих родителей. Профаны и карлики духа, выдающие свой карлизм за порядочность, они не видели в нем настоящего масштаба. Верхом человеческого величия для них оставалась дяди-Володина способность достать труднодоступный продукт, а ведь не в этом было дело!