Потом оказалось, что был это не полтергейст, а соседка, которая тоже принимала мой стук за сигналы духов, но все это в счет не шло, а настоящая встреча — я знала — еще впереди. Поэтому я прислушивалась.
Эти томительные ожидания знаков оттуда терзали меня и чуть не прикончили однажды в сумерках, когда мне показалось, что встреча уже близка. Тогда я вдруг стала безжизненным телом, приводимым в движение одним лишь лихорадочным возбуждением.
Иногда я блуждала в вакууме, проходя километры в поисках голосов, и тогда город как будто исчезал, плавясь в моем ледяном мозгу. Тогда я еще не знала, чем закончится мое новое увлечение, но судьба грозно катилась мне навстречу.
«Всему на свете приходит конец» — эта фраза всегда застревала у меня в горле, и сознание конца было так же непостижимо, как сознание вечности. А раз всему приходит конец, пришел конец и нашему знаменитому футбольному блату! Произошло это из-за того, что дядя Володя, о котором вот уже несколько месяцев как никто не слыхал, решил совершить подвиг.
В то время по всей стране строили памятники. В столицах стояли большие писатели, а в разных маленьких городах — писатели поменьше. И были они страшно величественные, эти писатели, какие-то черные и древнегреческие. Считалось, что это очень красиво и что у нас все как в древности, то есть развитая цивилизация! А в совсем малюсеньких деревнях стояли памятники великим героям Отечественной войны, которая называлась ВОВ. Приедешь в какую-нибудь деревню — и сразу видишь памятник герою, запечатленному в момент главного события своей жизни — в момент смерти. Фотография в камне! Летит этот герой в преисподнюю, а вокруг ревут снаряды и свистят бомбы — и, конечно же, дым. Но дым в камне не изображался. А вокруг люди гуляют такие довольные, розовощекие, даже девушки гуляют с курсантами. И вообще, поверить в то, что так оно и было, совсем непросто. А туда, куда этот герой летит, мне и самой хочется заглянуть, потому что летит он вперед, в будущее. Или еще были памятники разных тачанок с конями. И рвались эти кони вперед, и был ветер, и гривы их развевались на этом воображаемом ветру. В некоторых деревнях стояли солдаты, которые идут в атаку, например, со штыками. Иногда были солдат и матрос вместе, в обнимку, как муж и жена. А в самых бедных, микроскопических деревушках стояли только отполированные доски, зато из самого настоящего итальянского мрамора, с золотыми буквами, из того самого, из которого высечены все древнегреческие скульптуры. Мрамор этот был страшно дорогой. Привозили его из самой Каррары еще в конце прошлого века помещики-рабовладельцы себе на могилы. Еще были черный мрамор, и гранит, и отечественные уральские глыбы. А еще был мрамор из рейхсканцелярии Гитлера, который вывезли наши победители из освобожденного Берлина.
А дядя Володя — он был очень изобретательный человек, и он придумал с этими памятниками одну невероятную вещь!
В тот вечер, когда произошел этот разговор, он впервые принес камчатского краба! Родители долго прыгали вокруг этого несчастного краба, а мне его было жалко, хотя на вкус он и был очень даже особенный. Мой дядя во всех направлениях отпускал антисоветские шутки, а папа нервничал и ожидал, что сейчас постучат в дверь. И наконец дядя Володя раскрыл свой план:
— Завтра уезжаю в Черниговскую область за мрамором. Собираюсь разобрать самый уродливый на свете памятник героям Великой Отечественной войны. Можно сказать, памятник этот до того уродливый, что герои бы обиделись. Они бы возмутились — за что мы умирали? За это уродство? Мрамор — продам. Будет мрамор — будут омары, будет горбуша!
Тут он поднял тост за героев войны, а в заключение сказал:
— Они уже все равно мертвые, эти герои, и если это воровство, пускай поразит меня гром! Но это не воровство, и верну я им все сполна. А теперь надо позаботиться о живых!
Понятное дело, эти слова я приняла тогда на собственный счет и была убеждена, что речь идет о заботе обо мне и вообще о детях! И в этот момент меня выгнали из комнаты, как будто говорили они, взрослые, о чем-тo особо запретном.
Потом, это я уже слышала и видела из-за двери, шла долгая и запутанная тирада про монополию какого-то сильно поддающего скульптора на все памятники области. Адрес этого скульптора он узнал по счастливой случайности!