Передо мной на длинных оленьих ногах стояла Леночка, дочка Ирины Андреевны — спиритистки и научной коммунистки. За лето она, как выражались взрослые, вымахала, и это сразу бросалось в глаза. Темные блестящие волосы лежали на самых плечах. К тому же кожа ее приобрела какой-то медово-солнечный дикарский оттенок, и сразу стало ясно, что она только что вернулась с юга. В руках она бережно держала коробку из-под обуви, обвязанную шерстяным цветастым платком. Очевидно, в ней лежали новые туфли. Именно поэтому она и держала эту коробку с такой торжественностью.
Не здороваясь, Леночка проплыла в комнату, осторожно поставила заветную коробку рядом с собой на диван, села, как всегда выпрямив спину и вытянув свои бронзовые ноги, а сев, стала внимательно и испытующе меня разглядывать.
— Ну как? — спросила я. — Значит, вы из отпуска уже вернулись. Где были? В Одессу ездили или в Полтаву?
Но Леночка будто и не слышала или не хотела слышать моего вопроса. Она устремила свой взгляд на мои ноги в сбитых желтых туфлях с кожаными перепонками. Наверное, она сравнивала свои новые, может быть, только что купленные взрослые туфли, которые лежали в коробке, с моими старыми, тупоносыми. Вообще-то, мне было все равно. Ну и что, что у меня старые. Зато у меня есть другие преимущества. Например, что я младше Леночки на целых четыре года, а значит, и проживу я примерно на эти же четыре года дольше, кроме того, уж я-то кое-что знаю об этой жизни!
Своими без проблеска света глазами Леночка презрела мои тупорылые ноги, и взгляд ее пополз дальше. Я тоже заинтересовалась своими конечностями, но ничего необычного, кроме коричневых запекшихся ссадин, в них не нашла.
Ссадины — потому что, несмотря на почтенный возраст, я катаюсь на тарзанке. К старому дубу на пустыре привязан канат с огромным узлом. Может быть даже, это и морской узел. С этой тарзанки я уже раза три свалилась. Один раз губу раскроила. Мы бегали в «неотложку». И я пояснила это Леночке.
Но Леночке было явно не до моих ран, потому что тут же она принялась тщательно оглядывать мои волосы и наконец уставилась мне в лоб. Смотрела она очень странно, так, будто хотела заглянуть в мозг и найти там прореху. Она будто видела меня впервые или вообще впервые видела человеческое существо.
— С Юпитера ты, что ли, свалилась?
Она молчала.
— Покажи туфли. Новые — Я указала на коробку.
Леночка никак не отреагировала. Это было крайне неприятно. Я опять попыталась заговорить, рассказать ей о том, что происходит в городе, но она не отвечала, и я тоже решила молчать, пока она не лопнет. Наконец глаза наши встретились, и мы стали наблюдать друг за другом не мигая. Мы сидели так, наверное, минут пятнадцать и соревновались, кто кого пересмотрит. Раскосый, тяжелый, немигающий Леночкин взгляд прижимал меня к дивану, и я выгнула спину. Потом воздух стал жечь мои глаза, и они наполнились влагой, но все же я старалась не мигать. И вдруг у меня зачесалось под коленками, под мышками и в затылке. В этот момент во дворе кто-то громко свистнул и послышался звук гремящей жести. Случилось это так неожиданно в создавшемся напряжении, что я моргнула первой и, конечно же, проиграла. Мне стало досадно, но оставалась еще игра в молчание.
— Что это у тебя в платке завернуто? Каблуки высокие? Покажи.
На сей раз Леночка отвела глаза и стала так же пристально и подробно рассматривать предметы, лежавшие на столе.
— Кукурузу хочешь? Она уже готова. Может, персиков хочешь? Вообще, есть хочешь?
Но Леночка и тут не шелохнулась. Я обиженно пожала плечами, принесла кукурузу, поставила перед ней и смачно вгрызлась в початок. Внимание моё между тем было сосредоточено на ее идиотской коробке и на туфлях. Вдруг она поднялась и, не выпуская из рук этой картонки, призрачной походкой двинулась в туалет. Вероятно, ей хотелось втайне примерить туфли, хотя туалет у нас был довольно тесный.