— Чудеса, впервые вижу, чтобы собака ела арбуз. Ночью она у тебя на привязи?
— На ночь отвязываю, но нынче, если останешься, будет на привязи.
— Останусь. Вижу, что ты добрый человек, хотя и говорил ты вольно о женщинах. Нехорошие это были слова. И нехорошо поступаешь, что держишь поросенка в яме. Живую тварь нельзя мучить. Грех на душу берешь, старче.
— Знаю, — сказал дед Иван, — я потому и обещал поросенка монастырю, отдам его во имя спасения души…
И, вытащив из мешочка черный хлеб и луковицу, не торопясь приступил к ужину.
Закусив, хозяин и гость улеглись прямо на траве, у шалаша, любуясь небом, усыпанным мириадами мерцающих звезд.
— Целыми днями, — промолвил странник, — они там сокрушают гору. А по какому праву? Гора сотворена богом, а они ее рушат. Воду хотят запрудить. С незапамятных времен она течет вниз, а они хотят ее остановить. Божий свет кишит грешниками…
«Чудной человек, святой человек», — подумал дед Иван, и веки его сомкнулись.
Стрекотание сверчков убаюкало его…
Около полуночи таратайка заскрипела, и над головой деда Ивана залаяла собака. Старик проснулся и приподнялся. Овчарка рвалась с цепи и громко лаяла. Смок спросонья протер глаза и прислушался. Кто-то бежал через бахчу, и в руках у бегущего отчаянно визжал поросенок.
— Пропал мой поросенок! — сказал старик и вскочил. Отвязал собаку и крикнул:
— Возьми!
Овчарка, ощетинившись, кинулась в ночную тьму, догнала вора и повалила на землю…
Утром со стороны села показалась Маринчова тележка. На тележке новый бочонок.
— Тпру-у! — закричал дед Иван Смок. — Расскажи, что нового, Маринчо.
— Есть новости, дед Иван. И я еду в горы. Стену строить, озеро делать. Нет другого спасения. Назначили меня водовозом. Источник там неподалеку. Буду возить воду для ребят, которые строят плотину.
— В добрый час, сынок! Только у меня к тебе будет большая просьба.
— Говори, дед Иван.
— Возьми с собой и моего поросенка! Ночью мы с псом еле отбили его у одного святого. Отвези его ребятам. Скажи им, вот, мол, вам дар от старого кузнеца деда Ивана Смока. Что с ними поделаешь — нашенские ребята…
Перевод Г. Молленгауэра и К. Янакиева-Болиева.
БАЙ РОЖЕН КАМЕНОВ
Как осел уперся бай Рожен: «Нет и нет!» Три раза ходил к нему председатель, пытался уговорить его.
— Бай Рожен, до твоей межи дошли, ты крайний, дальше — лес. А когда и твоя земля вольется в общую народную ниву, протянем мы борозду от Среднего луга до Осеновой пустоши. Как свеча, прямая она будет. За большое дело мы взялись. Сто двадцать человек у нас уже есть — согласишься, будешь сто двадцать первым.
— Не согласный я! — отрезал Рожен Каменов. — Не отдам ниву деда Камена!
— Все твои братья вошли в кооператив.
— Ну и на здоровье! На другое у моих братьев ума не хватит. Потом опомнятся, да поздно будет. Да и сказать тебе по правде, Иван, я уж и так много отдал — сын погиб. Оставьте мне хотя бы землицу. Уж лучше душу заберите.
— Как хочешь, — сказал председатель, — мы приглашаем добровольцев, никого насильно не тащим. Воля твоя. Подумай до завтра. Если надумаешь, — скажи вовремя, пока мы не перебросили трактор в низину.
— Перебрасывайте, ребята, поскорее убирайте эту проклятую трещотку, я и так из-за нее чуть не оглох. У меня два старых мотора — пашут и молчат. И семью кормят. Матейко! — повернулся он к заросшей кустарником меже. — Давай, веди волов. Запрягать будем! Где ты там? Опять на грушу забрался?
Председатель махнул рукой и направился к сеялке, бросавшей первые зерна в чернозем обширного кооперативного поля. Дядя Рожен прошел мимо старой груши, усыпавшей землю мелкими листочками, словно золотыми монетками, и начал уставлять соху. Матейко пригнал двух старых-престарых волов — черного, когда-то буйного, со сломанным рогом, и белого добряка, всю жизнь покорно шедшего по борозде!
— Дедушка, я с груши видел — еще один трактор идет. Ох, дедушка, они так землю насквозь пробуравят!
— Пусть себе головы перепашут. Берись за цепи и тяни волов вперед.
Волы неторопливо поплелись за маленьким вожаком. Он засучил штаны, ноги его намокли от утренней росы. Чудесно блестели опавшие с груши листья. Соха вонзилась в рыхлый чернозем и смешала червонцы с землей. Дойдя до другого конца поля, бай Рожен обернулся назад, посмотрел на борозду и сказал:
— Видишь, Матейко, какую глубокую борозду провел твой дед?
— Ну да, глубокая. Ты бы посмотрел, как трактор пашет — ахнешь. Почему ты, дедушка, не отдашь свою землю? Работали бы вместе со всеми, а то отбиваешься от стада, как паршивая овца.