― Акростихи, как я тебе и говорил.
― Да, слышу.
В церкви звучные голоса перешли от канонических песнопений к великому Акафисту Контакиону, с его припевами, повторявшимся раз за разом. Богослужение продолжалось под мощным наплывом музыки: следовал то песенный пассаж, то одинокий голос: «Кто велик, подобно нашему Богу? Ты есть Господь, творящий чудеса или безмолвные молитвы в полнейшем молчании. Все стоят в безмолвии, ибо явился Владыка сего дома… Владыка явился и услышит тебя».
Божественная литургия греческой церкви достигла своей высшей точки. Именно о таком богослужении некогда писали посланцы киевского князя: «Мы не знали, на земле мы или на небесах, ибо воистину подобной красы и великолепия не найдешь нигде в грешном мире. Мы не в силах это описать: знаем лишь, что сам Господь пребывает там среди человеков, и служение их превосходит все виденное нами в иных местах. Мы не в силах позабыть такую красоту». Не в силах удержаться, соловей к западу от Трапезунда запел, разливая в воздухе прозрачные чистые трели. Николас чуть заметно пошевелился и вновь замер. Годскалк исподволь наблюдал за ним.
― Что произошло?
Хороший священник обязан разбираться в человеческих эмоциях. Однако порядочный человек не должен использовать это знание в своих целях. Капеллан не мог пока разобраться в том, что видел. Действительно ли Николас был тронут происходящим? Но чем именно? Он слышал величественную музыку, видел перед собой древнюю прекрасную церковь, храм Логоса, образ рая на земле. Вокруг являли себя останки некогда великой империи, воплощенной ныне в фигуре басилевса, миропомазанного вождя и владыки своего народа, хранителя Изначального Чистейшего Света.
Достойнейший император, на коронации дававший клятву всемерно поддерживать Божью Церковь. «Я, Давид, именем Иисуса Христа, Господа нашего правоверный император и повелитель всех римлян, верой и правдой клянусь… Все то, что святые отцы отрицали и предавали анафеме, я также отрицаю и предаю анафеме…» Император, правивший, подобно своим предкам, милостью Божьей, ― ежечасно ему напоминали о бренности своего существования. «Помни о смерти!» ― повторяли ему раз за разом, когда после коронации басилевс шествовал к своему народу. «Помни о смерти, ибо ты ― прах, и в прах возвратишься». Никто не сражался столь же отважно за Константинополь, Дароносицу Божью, чем его император, сложивший там свою голову. «Город взят, а я еще жив?» ― вопросил он и, спешившись, с мечом в руке устремился на турков…
Какой человек на заре своей юности остался бы равнодушен ко всему этому? Когда они проплывали мимо Константинополя, Николас заговорил о чем-то подобном, но в ту пору Годскалк слушал его не слишком внимательно.
Задумавшись таким образом, капеллан понемногу увлекся, вслушиваясь в торжественное богослужение. На время все тревоги его развеялись. Но люди всегда оставались людьми и не давали надолго забыть о себе. Юлиус по-прежнему играл в гляделки с генуэзским хлыщом. Тоби, верный и наделенный товарищ, незаметно приблизился к стряпчему… Лекарь, по мнению Годскалка, не верил ни во что, кроме сил природы, своих снадобий и баночек для мочи, ― за это он страдал порой куда сильнее, чем заслуживал.
Проникнув в суть греческого богослужения, Годскалк теперь без труда смог определить, когда обряд подошел к концу. Раздались слова благословения, а затем послышался шорох, ― это процессия собиралась к выходу. На сей раз служители церкви вышли первыми и заняли места по обе стороны прохода. Патриарх и его архонты, до сих пор носившие древние имена: сцевофилакс, сацелларий, хартофилакс, ставрофорой… Епископы, священники и дьяконы… А за ними ― Давид, двадцать первый император Трапезунда и великолепная Елена Кантакузен, его супруга императрица. Годскалк поклонился им вместе со всеми, и процессия двинулась вперед, источая аромат благовоний. Впереди шествовала семья императора, его дочь принцесса Анна и ангельский выводок юных принцев, ее братьев и кузенов, очаровательный паж с церемониальным луком и, наконец, темноволосая, необычайно красивая женщина, ― скорее всего, Мария, генуэзская вдова, которая была замужем за братом императора.
Рядом с ней шла еще одна необычайно красивая женщина, которую Годскалк сразу узнал. Их бывшая пассажирка, Виоланта Наксосская красовалась сегодня в диадеме и длинной строгой тунике с высоким воротом и жесткими рукавами, расшитыми золотом и жемчугом. Как и все остальные, она не смотрела ни налево, ни направо, ― зато Юлиус, как и Годскалк, проводил ее взором, пока принцесса не скрылась из вида. Поднявшись с колен, священник отряхнул рясу. Протолкаться через двор наружу будет непросто… Уже сейчас там образовался самый настоящий затор: это императорскому семейству подвели лошадей, и они садились в седло. Внезапно совсем рядом послышался женский голос: