У огня суетились женщины и дети, повсюду слышался звон металла, а сопение мехов напоминало дыхание загнанной охотниками добычи. И все же здесь царил удивительный покой.
По крайней мере, так было до тех пор, пока не появился Дориа со спутниками… Дети тут же окружили чужаков. Старшие обернулись к незнакомцам. Босые ноги зашлепали по грязи, и отовсюду послышались отчаянные голоса:
― Купите! Купите!
Эскорт бальи сомкнулся вокруг гостей. Юлиус одной рукой придерживая кошель с деньгами, а другой хватаясь за кинжал, гадал, зачем они сюда явились.
Пагано поспешил объяснить:
― Мессер Никколо! Мы представляем западный мир… Бальи только что напомнил нам об этом. Мы ― спутники по путешествию, как аргонавты, воюющие против дракона, то есть турков. Перед этой угрозой я буду защищать вас и надеюсь, что вы защитите меня. Лишь в торговле мы останемся соперниками.
― Разве золота не хватит на всех? ― изменившимся голосом спросил Николас.
Пагано Дориа засмеялся, и его великолепные ровные зубы блеснули в свете кузнечных огней.
― Не для меня! Я желаю заполучить все Золотое Руно целиком. Однако по рыцарским канонам положено, чтобы соперники сражались одинаково вооруженными.
― Кто говорит о рыцарях? ― поинтересовался фламандец.
Дориа усмехнулся.
― Скажем тогда ― благородные люди, ― поправился он.
― Благородные? ― не отступал Николас.
Улыбка генуэзца слегка потускнела.
― Ну, разумеется, ― подтвердил он. ― Как же может консул не быть благородным человеком?
― Что бы он ни делал, да?
Дориа пристально взглянул на Николаса. Вокруг по-прежнему призывно голосили торговцы, но никто из недавних гостей бальи не произнес ни слова. Лоппе придвинулся ближе к Юлиусу. Рядом с чернокожим пажом теперь стоял второй ― белый, который недавно присоединился к генуэзцам.
― Ну, конечно, ― заявил Дориа. ― Вы представляете Флоренцию, я ― Геную. Мы сами устанавливаем себе законы.
― И все же вы полагаете, что нам лучше быть вооруженными, ― заметил Николас.
В отсветах огней искрились самоцветы на широкополой шляпе Дориа, и поблескивали его глаза. Он протянул руку в перчатке.
― Взгляните сюда, на прилавок. Я вижу здесь два кинжала. Они совершенно одинаковые, но на одном из них ваше имя, а на другом ― мое. Цена не столь уж велика. Если не возражаете, я хочу, чтобы мы сделали друг другу подарок. Можете считать это неким символом. Что бы ни случилось ― мы вступили в бой наравне.
И впрямь, на столике у выхода из кузни лежало оружие. Дориа взял в руки кинжал.
― Возможно, вы считаете, что цена для вас слишком высока? И все же позвольте мне преподнести вам этот дар.
В кои-то веки Николас ответил не чьим-то чужим голосом, а своим собственным ― голосом Клааса, с той неподдельной веселостью, которой его друзья не слышали уже очень давно.
― Ничего подобного. Я куплю оба. Чуть позже я презентую вам один из них.
Дориа немного помолчал и засмеялся в ответ.
― Я вижу, вам не понравилась моя идея. Ну что ж, оставьте. Кузнец не будет возражать.
Но не успел он договорить, как Николас открыл кошель и выложил на прилавок несколько монет. Юлиус успел заметить, что там больше денег, чем стоили кинжалы, хотя это было неплохое оружие. Затем он взял нож, но прежде чем успел взять и второй, ― Дориа также выложил монету и перехватил кинжал.
― Я предпочитаю платить за себя сам.
― Как благородный человек, ― подтвердил Николас. Помедлив мгновение, из своей стопки он убрал лишние монеты. Кузнец, уже готовый ухватить лишнее, был вынужден смириться. Пагано Дориа повернул клинок так, чтобы огонь высветил надпись на нем, а затем протянул руку.
― Мессер Никколо, вы допустили ошибку. У вас нож с моим именем.
― А у вас ― с моим. В чем же ошибка? ― удивился Николас.
На сей раз молчание продлилось дольше. Сталь отбрасывала алые отблески на их лица. Самоцветы, украшавшие шляпу Пагано, вспыхнули еще ярче.
И лишь теперь Юлиус осознал, что кузнечные огни тут ни при чем. Лезвия кинжалов отражали свет из гавани. Возможно, откуда-то с причала… Но на причале не было никаких огней. Свет отражала сама вода, и он исходил от корабля. От большой галеры, стоящей на якоре. От «Чиаретти», окутанной алым дымом.
Их корабль пожирал огонь.
Глава десятая
Юлиус с шумом выдохнул, а вокруг уже вовсю кричали люди и в тревоге оборачивались взглянуть на гавань. Сперва никто не шевелился, и стряпчий кулаками забарабанил кому-то по плечу, после чего также внезапно все пришли в движение. Весь город пробудился, узнав об опасности. Пожары были грозой Модона. Горны тут же завыли на крепостных стенах, мужчины и женщины выскакивали из домов и бежали к гавани. Один лишь Николас не двинулся с места. Он стоял, непоколебимый, точно скала, среди давки и толчеи и смотрел куда-то вдаль, поверх моря голов, на крохотную фигурку, державшуюся поодаль от столпотворения.