Но Николас еще не был готов завершить разговор. Он сумел задать один или два вопроса, которые интересовали его по-настоящему, и даже получил на них ответы. Однако он не стал больше испытывать терпение принцессы и наконец начал прощаться. Перед уходом он даже поцеловал ей руку с поистине придворным изяществом: бывший подмастерье всегда отменно подражал ужимкам других людей.
Наверху его уже ждали.
― Ну, что? ― поинтересовался Юлиус.
Николасу внезапно пришло на ум, что стряпчий никогда не видел госпожу Виоланту без плаща. Это помогло ему решиться. С рассеянной улыбкой он окинул взглядом своих друзей.
― Все отлично. Она хочет учиться фламандскому.
― Я готов, ― объявил Юлиус.
― У тебя ведь болит рука, ― возразил Николас. ― И кроме того, она еще хочет научиться бросать фармук.
― Сказки, ― отрезал Джон Легрант. ― У нее тетка замужем за Узум-Хасаном, ― как она может не уметь обращаться с фармуком?
― Ясное дело, ― подтвердил бывший подмастерье. ― У меня веревочка завязана на поясе, и я скачу как деревянная игрушка. Пока только на поясе, ― это ничего. Я поговорил с ней насчет квасцов…
― Не верю, ― покачал головой Тоби. ― Хотя, впрочем, от тебя можно всего ожидать. Так ты что же? Зорзи говорил, что корабль отправляется во Фландрию, это я хорошо помню: я подсчитал, что мы получим с этого небольшой доход, хватит на пуговицы…
Если корабль придет в порт назначения целым и невредимым, то дохода хватит, чтобы оплатить покупку «Чиаретти». Но Николас старался на это не слишком рассчитывать.
― Это фокейские квасцы, ― пояснил он. ― Но принцесса говорит, что есть еще запасы в Себинкарахисаре.
― Где? ― с сердитым видом переспросил капитан Асторре, который не слишком хорошо разбирался в торговле, но прекрасно ― в картах.
― Это новое название Колонейи. К юго-западу от Трапезунда, на границах империи… Там трудятся греческие рудокопы. Затем квасцы на лошадях везут в Гиресун, там платят налоги и отправляют морем в Европу.
― Гиресун ― это мусульманское название, Николас, ― поправил его Джон Легрант. ― Греки в классические времена называли этот порт Керасусом, или Керасонтом. Вишни и амазонки.
― Что? ― поднял брови Асторре.
― Лукулл и Эпикур, ― вот что, ― пояснил Тоби. ― Лучшие вишни, друг мой, берут начало из Керасуса. Лукулл обнаружил их во времена римлян и отправил саженцы в Италию. Тысячу восемьсот лет назад легионы Ксенофона проходили через Керасус. Сплошные виселицы и отрубленные головы… А теперь там торговцы, и рабочие на квасцовых рудниках… Прямо по соседству с Трапезундом.
― Продолжай, ― попросил его Юлиус. ― Что ты говорил насчет амазонок?
Гладкое розовое лицо Тоби озарилось улыбкой.
― А еще называете себя аргонавтами! Ведь там же прародина амазонок. Женщины-воительницы, такие как госпожа Виоланта и Алессандра Строцци. Они построили храм Марса в Керасусе и до сих пор проводят там какие-то странные обряды.
― Я слышал о некоем монастыре, ― продолжил Николас. Об этом говорила ему госпожа Виоланта. Она же рассказывала о знаменитых вишнях… И тут ему вспомнилось кое-что еще: ― Джон, а как все-таки пал Константинополь?
― Он пал, когда Джон прекратил трепать языком, ― заявил Юлиус.
― Причин было немало, ― невозмутимо пояснил Легрант. ― Турки перетащили свой флот по суше и проникли в залив. Это было последней каплей. Но в Трапезунде через горы у них такой фокус не пройдет.
― Правда? ― уточнил Николас. ― Значит, если кто-то захочет расстрелять Трапезунд из пушек, то вынужден будет действовать только с моря?
Глаза Асторре вспыхнули.
― Да сколько тебе еще повторять? Пригороды можно жечь, сколько угодно, но крепость захватить нельзя. То же самое в Керасусе. То же самое в Синопе. И все эти города невозможно покорить, если только не пересечь пешком всю Анатолию и не взобраться по горам. Так мы бросим якорь в Керасусе?
― Не в этот раз, ― покачал головой Николас.
― Он наверняка отправится туда один, ― предположил Тоби. Порой они и впрямь забывали, что он женат! Фламандец не стал ничего говорить.
― Ладно, ― объявил Юлиус. ― Ты возьмешь себе амазонок, а нам оставишь Виоланту. Что она из себя представляет, Николас?
― Откуда ему знать? ― хохотнул Джон Легрант. ― Его кроме квасцов ничего не интересует.
― Представь себе самую красивую женщину, какую только видел, и умножь ее красоту вдвое, ― предложил Николас. ― И я скажу вам кое-что еще…
Он произнес это намеренно серьезным тоном и дождался, пока улыбки стерлись с лиц, а Джон Легрант, сдвинув брови, поинтересовался сердито: