Чарльз смотрел на себя в зеркало. В голубых глазах отражалось недовольство, губы были досадливо поджаты… Еще одна веснушка на носу появилась сегодня утром. Чарльз всегда замечал, когда это случалось. Каждое рыжее пятнышко на коже сначала немного жгло, но это быстро проходило. Наверное, другие отметили бы появление у него новой рыжинки, но проблема в том, что у Чарльза была целая россыпь веснушек на коже. Одной больше — одной меньше… Уже неважно.
Он фыркнул своим мыслям и отвернулся от зеркала. Неважно! Каждая веснушка была чьей-то отнятой жизнью, и, судя по тому, что все плечи и лицо Чарльза были усыпаны маленькими солнечными пятнышками, его соулмейт был серийным убийцей.
Нет… Чарльз застыл на секунду, аккуратно складывая полотенце. Массовым серийным убийцей.
Восьмидесятые, в США мирное время. Но где-то за пределами страны идут войны, то тут, то там. Террористические атаки, гражданские волнения, борьба за власть и природные ресурсы… Казалось бы, человечество эволюционировало и смело шагает в светлое будущее! Ан нет… И солнечные пятнышки на теле Чарльза — доказательства тому.
Такое количество веснушек — большая редкость. В основном у людей кожа чистая… Конечно, почти у каждого есть родинки: у кого-то больше, у кого-то меньше. Пигментные пятна от бледно-рыжих до темно-бурых, которые обычно стараются скрыть косметикой или свести. Шрамы, если не повезло в жизни. Бородавки, прыщи или аллергическая сыпь… В общем, все что угодно, кроме веснушек. Например, сестра Чарльза — Рейвен — мутантка, и ее синяя грубая кожа покрыта чешуйчатыми наростами. И у нее нет ни одной гребаной веснушки. Ни одной! Потому что Хэнк — ее предполагаемый соулмейт — гений-тихоня, постоянно торчащий в лаборатории и мухи в жизни не обидевший.
И только Чарльз, как проклятый, подобен транспаранту: смотрите, на свете живет какой-то маньяк-убийца, толпами уничтожающий людей!
Скорее всего, он военный. И довольно исполнительный и меткий. Так думает Чарльз. По крайней мере, это звучит утешительно.
Не все считают так же. Общество с каждым годом становится все толерантней: черные, женщины, мутанты, секс-меньшинства… Все большие слои населения попадают под знак равенства в социуме. Но убийц никто не любит.
Веснушки как клеймо. Кто-то из твоего круга убийца, чьи-то руки в крови. Стоит держаться от тебя подальше…
И Чарльз не раз ловил на себе презрительные взгляды в толпе, опасливые в кафе или парке, недовольные на работе, испуганные в метрополитене. Телепатия никак не улучшала ситуацию.
«Бедняга, нелегко же ему…»
«Кошмар, стоит изолировать его и его соулмейта от общества!»
«Может, его соулмейт очередной Джек-потрошитель? Или нет, кто убил больше всего людей? Может, Гитлер? Нацист? Фу!»
«Никогда бы не подошла к этому типу, надеюсь, он не посмотрит в мою сторону. Не хочу, чтобы он запомнил мое лицо. Мало ли…»
«О боже, кто же его соулмейт? Не стоит ли сообщить об этом человеке в полицию?..»
Чарльз давно привык фильтровать большую часть внимания, направленного в его сторону. Игнорировать чужие страхи, злость или жалость. Но с последними особо активными параноиками всегда были проблемы. Он не мог контролировать мысли каждого, думающего о заявлении в специальный отдел полиции по поводу его веснушек. Когда около пяти лет назад те стали появляться на лице, к Чарльзу начал регулярно наведываться коп из местного участка. На каждого веснушчатого заводили условное дело и время от времени проверяли, не появился ли в поле зрения его опасный соулмейт. Чаще всего это было пустой тратой времени по той простой причине, что никакого подтверждения, что вот этот человек — твой соулмейт, по сути, не было!
— Я сразу поняла, что он — моя родственная душа! Это нельзя не заметить!
— Я с первого взгляда понял, что она — та, кто мне нужна…
— Сначала мы просто встречались. Ну, знаете, секс, романтика и все такое. А потом завертелось. Пять лет в браке, и только теперь я точно знаю: она — моя соулмейт!
— У меня есть близкая подруга. Вот она — мой соулмейт, и никакой любовью тут не пахнет. Я не лесбиянка, если что. Нет, не подумайте, ничего не имею против лесбиянок. В общем… Просто, это ведь не обязательно любовь и брак, да? Никто же точно не знает до сих пор…
— Мой брат-близнец — мой соулмейт. Не представляю, как может быть иначе. Мы ведь — одинаковые, одно целое, семья. Даже и смысла не вижу искать какого-то другого соулмейта. И да, я женат и у меня трое детей. И мы счастливы!
Однако встретили те люди соулмейтов или нет, но друзья разбегались, а браки распадались. Женщины оставались матерями-одиночками, мужчины женились заново, надевая на пальчик новой дамы очередное кольцо «истинной любви».
Многие вовсе не верили в существовании соулмейтов, считая это религиозной выдумкой. Другие же посвящали годы своей жизни поиску второй половинки, зачастую оставаясь одинокими.
Когда Чарльз был подростком, как и многие в его возрасте, он мечтал жениться на той самой — одной-единственной, что пленит его сердце и останется с ним до конца дней своих. Но время шло, подруги менялись, пламенные чувства проходили и вспыхивали снова. И когда Чарльз достиг двадцатисемилетия, оставив юношество позади, он понял, что смысла искать свою родственную душу просто нет. Веснушки, обсыпавшие его плечи, нос и щеки за последние несколько лет, и вовсе отбили какое-либо желание встречаться со своим соулмейтом. Тем более, Чарльз начал сильно сомневаться в том, что это прекрасная дива из снов его молодости…
Он весь день был погружен в мрачные мысли, ужасно рассеян и раздражен больше обычного. Так что Хэнк, бывший его коллегой в лаборатории, вовсе предпочел избегать его общества. А больше с Чарльзом и так никто не стремился общаться.
— Встал не с той ноги?
Чарльз молча ткнул пальцем в новое рыжее пятнышко на своем носу, и Хэнк понимающе кивнул.
Рейвен принесла брату в обед утешительные пирожные из его любимого кафе неподалеку.
— Не хандри, братишка. Может, твой соулмейт работает на скотобойне, например.
— Ты же знаешь, что это не считается, дорогая. Исследования проводились многие годы, учитываются только человеческие жертвы. И потом… — Хэнк уже настроился на занудную речь о статистике, но жена ткнула его локтем в бок.
— Ты вот сейчас ничуть не помог, любимый. Ой, — она вздрогнула, хватаясь за живот, и Чарльз с Хэнком тут же подались вперед.
Как-никак Рейвен была на восьмом месяце беременности, и в их небольшой семье ожидалось пополнение. Мысли о веснушках тут же были забыты Чарльзом, а Хэнк засуетился и занервничал. Вместо заветной радости будущего отца еще нерожденный малыш вызывал в том волну неконтролируемой тревоги.
— Ты в порядке? — Чарльз осторожно прикоснулся к руке сестры.
— Все нормально, просто он так сильно пинается, — Рейвен улыбнулась, довольно поглаживая живот.
— Это значит, что все хорошо. Все в порядке. Ох, мне надо отойти! — Хэнк вскочил со своего места, заламывая руки, и умчался в коридор.
Брат с сестрой проводили его скептическим взглядом.
— Он так переживает… — Рейвен закатила глаза, ее всегда смешило то, как Хэнк нервничает из-за предстоящего отцовства.
— Ничего, это пройдет после пары месяцев бессонных ночей. Ему просто будет не до того, — Чарльз со смехом сжал пальцы Рейвен. — Я рад, что ты счастлива, дорогая.
— Спасибо, Чарльз. Пора и тебе уже подумать о семейной жизни. Сколько можно комплексовать? — она шутливо щелкнула его по носу.