— Да ты что?.. Умирает ведь…
— А хоть бы не родился!
— Он много выстроил, он много пользы…
— А вреда? Одна эта девочка, может, на всю жизнь… Он — сгусток зла…
— Ты сама жестокая. Он же дома строил…
— А людей уродовал. Какая злоба!
— Может, от болезни…
— Ты же слышала: только узнал — бросил работу. Другие, настоящие люди торопятся больше успеть до смерти. А этот… Ведь ходит же! А ненавидит с какой силой! Ее бы на доброе… Строитель! Опытный, знающий, учил бы молодых, помогал. Приходили бы к нему… Прекрасно же!
Даже во время концерта Алене то и дело мерещился налитый ненавистью взгляд. С Сашкой она спорила. Он сказал, как Глаша:
— Раз много выстроил — уже достаточно. Мы еще не в коммунизме.
— Какой может быть коммунизм с такими?
— Ленин говорил…
— Знаю. Через сорок лет нельзя терпеть шекспировских злодеев.
— А культ тщеславия? В том-то и беда, что всякая мелочь заражалась, делала себя «личностью», божком, хоть в масштабе своего учреждения, семьи. Думаешь, это раз-два — и уйдет? Надо с детства, с юности будить в человеке… Макаренко писал…
* * *Конечно, с детства, с юности! И нельзя упустить Валерия.
На летучке он мерзко усмехнулся, и ей вдруг отчетливо, в подробностях представилось, как одиноко в отравляющей злобе умирает Валерий. Жалость к нему и к тому «шекспировскому злодею» обожгла нестерпимо:
— Дай мне, Глаша! Не улыбайся так, Валерий. И не злись, — как всегда, слова не приходили вовремя, Алена путалась. — Ты ведь хочешь? Ты хочешь с нами… сейчас и потом в театре. Не злись ты, не щурься так… Ты не привык. У тебя дома слишком богато. Но ты же хочешь… Ты не тренированный, как другие ребята. Важно, что ты хочешь. Он должен быть с нами. Я против.
— Вчера говорила одно и вдруг перековалась не в ту сторону! — возмутилась Глаша.
— Не перековалась, а думать надо. Штампы это: «разрушает коллектив», «недостоин звания». Легче всего. А что дальше? Вы думаете?
— Максимум эмоций и минимум логики, — снисходительно усмехнулся Саша.
Он, конечно, произнес сногсшибательную речь, с логикой и эмоцией, с умопомрачительными цитатами, разбил Алену в пух и вдребезги. Только Агния и Олег держали ее сторону. Даже Зинка-дура побоялась оказаться «непринципиальной» и голосовала за отправку домой Валерия. А получилась ерунда, безобразие. Во-первых, потеряли спектакль. Любимый — «В добрый час!». Заменить было некем — в нем все до одного заняты. Срочно делали вторую концертную программу. Правда, большое отделение получилось целиком из монтажа сцен «Доброго часа», но все-таки репетировать пришлось много, даже ночами. Устали, переругались. А главное — потеряли Валерия. Сашка и Глаша и сейчас этого не понимают. А поди-ка отбей его теперь у родителей. Так они и отпустят занянченное чадо после этой истории. А ведь молодежный театр уже стал реальностью. И Валерий мог бы отлично работать.
— По части дисциплины не все товарищи были на высоте…
Алена чувствует, что, если Сашка сейчас скажет о ней плохо, ему дадут бой, как тогда в «Цветочном», Ой, только бы смолчал!
— …Но в общем после отъезда Валерия особенных бед не случалось, — сдержанно договаривает Саша. — Хотя не все шло гладко.
Может быть, особенных бед и не случалось: не срывались концерты, проходили успешно. Так же приветливо их встречали и взволнованно, дружески провожали. А они радовались росту поселков, цветению целины, великолепному урожаю и огорчались неполадками. А все-таки прошлая поездка была веселее, дружнее. Или дождливое лето портило всем настроение? Мокли, сохли, подъезжали к парому, к бурлящей мутной Катуни и слышали: «Не плавю-ут! Вода поднялась!» — и опять маялись на расквашенных дорогах, делали десятки лишних километров, пока добирались до другой переправы. Нервничали, опаздывали на выступления. И к концу поездки очень устали. Или ей, Алене, это казалось, потому что с Сашкой замучилась?
Не уберечься было от ссор. Дикий скандал из-за Северцева. А человеку надо выговориться — ушла жена, забрала дочку. «Не могу оторваться, не могу быть „приходящим папашей“ — каторга! Жизни нет. Люблю. Через все люблю». А Сашка не понимает. От Тимофея увез, чтоб не встретились… Но это все проходило, забывалось. А схватка в «Цветочном»…
Арсений Михайлович рассказывал им, что «Захарыча» — Фаину Захаровну Щурову — сняли с работы и она уехала в Красноярский край. Сняли ее будто бы за несвоевременный вывоз зерна, а фактически за горячность, за острый язык. Главный агроном «Цветочного», маленькая голубоглазая женщина, тоже ушла, не сработалась с новым директором, и вообще дела в совхозе идут неважно. И все-таки никто не ожидал того, что они увидели.