— Раздеваться будем?
Она взглянула в прищуренные, будто смеющиеся глаза.
— Как хочешь. Потом одеваться долго.
Пахнет в цирке вовсе не хорошо, а празднично. Почему Сашка не любит цирк?
— Ну, рассказывай, Джечка!
— Прежде согласно взятым билетам…
— Ух ты, как роскошно, — пятый ряд!
Чудно́: тут же, с правой стороны и тоже в пятом ряду, они сидели с Глебом в прошлом ноябре. Как свободно, «на всю катушку», жилось тогда! Была уверенной, сильной, доброй, талантливой. Да, да, талантливой. А сейчас? Почему? Сашка каждый день говорит: «Ты талантливая». И, кажется, именно от этого она чувствует себя бездарной. Купила зеленую косынку (к загару так идет!), а он сказал: «Актриса, тем более талантливая, не должна одеваться кричаще». Замучилась с Дуней, а он: «Не имеешь права репетировать, как бездарь. Ты же талантливая».
Тамара Орвид пришла в вишневом шерстяном костюмчике — прелесть! — муж ей привез из Японии.
— Сразу видно: не наш, — сердито сказала Глаша.
— И когда еще мы научимся…
— А мы умеем и можем… — перебил Зишку Олег.
Его перебил Сычев:
— Но не хотим! — И засмеялся, выворачивая губу.
И тут властно загудел Саша:
— Есть более необходимое. Не успеваем еще.
Алена взорвалась:
— Нет, не хотим! Много еще таких, что считают: турбины, тракторы — это да, а одеваться можно в дерюгу. — В запале вдруг высыпала какую-то обывательскую полуправду, над которой всегда смеялась.
Заспорили, закричали. Вошел преподаватель. А по дороге домой Сашка твердил ей: «Талант — сила. Бездарь никого не увлечет, у таланта неограниченный радиус действия. Ты должна быть непримиримо строгой к себе. Нельзя бездумно подхватывать дурацкие идейки и заражать ими других».
Алена отбивалась: «Не хочу, не могу быть необыкновенной! Такая же, как все, не лучше других». Он повторял: «Талант — ответственность».
— О чем молчишь, прекрасная?
— Нет… Я просто жду. Рассказывай: что там было-то?
Джек поморщился, будто съел гадость:
— К черту!
— Да ты что?
— К черту! Не хочу, Елена. Скажи лучше, что репетировали. Впрочем, это меня уже не касается.
— Не исключат, дурень! Не допустим. И Таран удавится: «Каждый студент обходится государству…»
Джек засмеялся.
— Потому любая бездарь и тащится до победного. Но как раз на меня он может не пожалеть семидесяти тысяч… К черту! Давай смотреть.
Громко ударил марш. Заспешили на места запоздавшие. Заметалась в проходе высокая дама в нарядной шубке, позади нее моряк… Нет — волосы прямые, и даже лысина. Глеб, кажется, ни разу не сказал ей «талантливая», а почему же?.. И почему все время думается о нем? С того нехорошего дня в «Цветочном» все думается и думается… Нет, ведь и раньше думалось… Нет, не думалось, а где-то ныло.
По всей арене — легкие яркие фигуры. Парад-алле — красиво. Почему «дешевые эффекты»? Как-то там Саша? Все неладно выходит — жуть! Температура у него уже невысокая, а все-таки… «Сандрик» звала его мать. Он очень любил ее… А так редко говорит о ней. Только теперь, во время ангины, почему-то рассказал, что мать была цыганка, и показал фото. Она удивительно красивая, и что-то в лице трагическое — настоящая Земфира. А отец хмурый, тяжелый. Он бил ее… Дикость какая! И, даже уходя на войну, прожив с ней двадцать лет, боялся, что она убежит к своим или обманет его. Десятилетнему Сашке велел стеречь мать. А у Сашки ее глаза, а вовсе не прабабки-тунгуски, хоть и раскосые. Как-то он сейчас? Читает, конечно, Сандрик, Сандрик… Нет, нельзя же оставить Джека.
— Что сейчас будет?
— Группа акробатов, — в голосе его трещинка.
— Ты правда хамил в райкоме, обзывал ханжами, бюрократами?
— Ты на моем месте морду набила бы Каталову.
— Ух, злопамятный!
— Ручка у вас, леди, тяжелая, но не к тому я. Когда из тебя делают преступника, обращаются, как с подонком… В общем не спрашивай, Елена. Смотри.
На арену стремительными каскадами и сальто вылетели шестеро, все в белом, в серебряных блестках. Сменяя друг друга, работали то вдвоем, то втроем — легко, изящно, весело.
— Трюки-то слабенькие, — преважно произнес мальчишка рядом с Аленой. Он хмурился, поджимал румяные губы, а на лице все равно было счастье.
— Чем слабенькие? — Его товарищ жадно смотрел на арену сквозь толстые очки. — Здорово красиво!