Алена открыла глаза. Почему никак даже не представить, не вспомнить чувство, которое толкнуло ее к Сашке? Толкнуло непреодолимо, держало, радовало, бросало в жар, поднимало и… унижало? Помнится все, а чувство…
Промокли под ливнем на Телецком озере, бежали по берегу почерневшего озера, она заледенела от «низовки», дикого северного ветра. Сашка уложил ее в постель, растирал одеколоном ноги, поил горячим чаем. Лязгая зубами, она смеялась. От счастья, наверно. Ведь было счастье? Что такое счастье? Почему не вспоминается чувство? И не хочется его вспоминать.
«Я слишком берег тебя», — написал Глеб. Что это значит?
Глава семнадцатая
Шла со сцены счастливая. Рудный — он заменяет Валерия, — когда закрывался занавес, сказал:
— Хорошо, по-настоящему, Лена.
Да, в сцене с Колей — третий раз его играет Валерий — она ощутила полную свободу. Только бы не потерять, когда будет снова Саша! А впрочем… осталось так мало играть с ним… со своими. Сахалин! Как сразу схватывает под ложечкой. Вот и он, Пьер Безухов из этого Южно-Сахалинска.
— У вас есть время поговорить?
Они сели на продавленный диванчик в углу, на арьерсцене.
— Вы появляетесь, ничего еще не сказали, не сделали, а уже чувствуешь — на сцену пришло большое, глубокое содержание. Я не говорю о Маше. Но вот — Дуня. По тексту маленькая роль. Вы приносите огромное, светящееся сердце.
«Неужели это обо мне? Неужели правда? Нет, он искренний — глаза ясные, детские, говорит трудно, будто у него голова, или зуб, или горло болит. Может быть, ошибается? Пусть, пусть говорит!»
— Слова «Если мне придется кого-нибудь огорчить своею смертью…» и смерть Дуни для зрителя — человеческое горе. Потеря друга. Я смотрю второй раз. Сегодня вы еще необычайнее. Почему наши драматурги изменили доброй традиции писать пьесы для актеров? Я понимаю ответственность за вас. Кажется, Маркс писал: «Каждый, в ком сидит Рафаэль, должен иметь возможность беспрепятственно развиваться». Постараюсь помочь вам.
«Что он говорит! Даже страшно. Справлюсь ли? Сначала буду играть Машу, Галю… Но с кем? Ох! Рудный сказал: „Виктор — дядька умный, актерам у него хорошо“. Интересно — они ровесники, а на вид этот Виктор Викторович нашему Рудному в папы годится. „Бесприданницу“ будет ставить и „Оптимистическую“ — только мечтать можно. Лишь бы справиться. А тошно! Тошно».
Она обрадовалась второму звонку.
— Значит, решили, Виктор Викторович. К пятнадцатому октября я у вас в Южно-Сахалинске.
Алена прошла через сцену. Саша — он свободен в спектакле! — вешает с Джеком занавеску для пятой картины. С ума можно сойти — быть свободным, не играть! С ума сойти! И в этом виновата. Как помочь тебе, Сашка?
В коридоре возле гримировочных Агния и Олег. Алена обняла обоих, сказала бодрясь:
— «Теперь решено: без возврата я покинул родные поля!»
— С возвратом. — Олег возразил мягко, но категорично.
Алена усмехнулась:
— Через год я буду для вас вроде шестого пальца.
— Дура… — Это прозвучало, как самое нежное слово.
Ее решение уехать на Сахалин все приняли по-разному.
Саша половину воскресенья пробыл у Анны Григорьевны. Она вызывала Рудного и Олега. Сашу убедили, что он обязан остаться в театре, что он нужнее Алены…
Коля долго смотрел на нее, морщил лобик.
— Зачем? Не понимаю. Почему на Сахалин? Разошлись. Мало ли расходятся?
Джек торопливо — его ждала Майка — похлопал Алену по руке:
— Эх, старуха! Расстроила ансамбль. Что поделаешь! Сашка — фанатик долга и… вообще… Я, конечно, ушел бы к чертям на его месте и не оглянулся…
Зинка ничего не говорила, но стала куда ласковее с Аленой.
Миша сказал сквозь зубы:
— Разрушила семью. Теперь удар по театру. Может все-таки одумаешься?
Алена не ответила.
— Твой Сахалин — это мужество или трусость? — мрачно и глубокомысленно спросил Женя.
— Трусость.
Валерий часто теперь провожал Алену.
— Зря ты на этот Сахалин. Должен Сашка победить личное. Зинка, смотри, уже на пути расцвета… Впрочем, не тот случай. «Душечка». Будет с той же трогательностью обожать какого-нибудь Петю… Безусловно, атмосфера коллектива просвечивает в спектаклях, и, ясное дело, там надо без темных пятен. А все-таки…
Однажды придумал:
— А если я с тобой?
— Что?
— «Путями грозовыми — за молниями! Даже рядом с ними».
— Что за блажь? Тебя же не заменить! А ты? Где будешь играть так много и такие роли? — «Ох, ненадежный Валерка!»