В продовольственном магазине продавщица оживленно болтала с подружкой. На прилавке под стеклом красовалась вазочка с окаменелыми белыми пряниками, по бокам расставлены были пирамидами коробки с рыбными консервами, перед ними разбросаны пачки чая, спички, соль.
— Нет хлеба. Кончился, — ответила продавщица так, словно хотела сказать: «Пристают тут с глупостями!»
— Пораньше приходить надо, — добавила ее подруга. — Я вот с пяти утра тут. А молока и сроду не купите. По домам разве что? Может, кто пойдет навстречу.
— Поехали в гостиницу, — мрачно сказал Виктор. — Возьмем в работу хозяйку. Да консервов прихватим.
— Район выращивает миллионы пудов зерна, а в лавке хлеба не купишь. Объясните популярно! — Олег с недоумением посмотрел на всех.
— Тут еще не то повидаете, — буркнул Виктор.
Заведующая гостиницей, беременная женщина, суровая, но миловидная, встретила их неласково.
— Я здесь временно, сама-то я трактористка, — поторопилась она объяснить, явно презирая свою нынешнюю работу. — Муж запретил на тракторе, чтоб вреда не получилось.
Узнав о злоключениях артистов, совершенно равнодушно заметила:
— У нас, кроме приезжих, никто в чайную не ходит. Разве что пьянь.
Показав, где умывальня, будто мимоходом, сказала: «Придется, видно, выручать», — и ушла.
Не успели умыться, как она вернулась с бидоном холодного молока, выложила на стол поджаристый каравай домашнего пшеничного хлеба, десятка два яиц и горкой — молоденькие огурцы.
Благодарили ее аплодисментами.
Хозяйство свое — крошечную гостиничку — Евдокия Ниловна держала в образцовом порядке и чистоте, что-то неустанно мыла, терла, прибирала. Джеку спокойно приказала:
— Ноги оботрите. Пыль с воли тащится.
Настроение поднялось — великое дело — добрая снедь и человеческое отношение!
Вообще гостиничка показалась оазисом: аккуратный белый домик стоял немного в стороне от поселка, среди полянки, покрытой зеленью, — здесь легче дышалось, не висел в воздухе пыльный туман. Домик делился как бы на две квартиры, каждая половина, и мужская и женская, из трех комнат и кухни, и у каждой — отдельный вход с улицы.
— Зачем же такая строгая «изоляция»? — посмеиваясь, спросил Олег.
— У Го́лова справляйтесь, — ответила женщина с присущей ей невозмутимостью.
О Голове — председателе райисполкома — что-то говорил Виктор, Олег потому и обратился к нему.
— При чем тут Голов, или Голый — как его?
Прихлебывая молоко, Виктор ответил:
— Говорят, он этот дом для виду под гостиницу строил, а метил себе и секретарю райкома под квартиры. Потому и вода подведена и вообще все…
— Допустим, метил, а почему не занял?
— Секретаря сменили, дружка-то его смахнули. — Виктор злорадно подмигнул. — Вот и весь кордебалет!
Покончив с едой, мужчины собрались ехать в Дом культуры — готовить сцену для концерта.
— Вечером пешком прогуляетесь, граждане, — хмуро объявил Виктор, усаживаясь за руль. — Тормоза отказывают, смотреть буду.
Девушки остались отдыхать. Маринка повалилась на постель, Зина, Глаша и Алена вышли на воздух и уселись на траве в тени дома.
У колодца стоял ветряк, качавший воду для гостиницы, справа от него начинались задворки улицы, по которой въехали в Верхнюю Поляну. Вдали желтели недостроенные сборные домики.
— До чего уныло, голо, серо, — недоуменно сказала Зина. — Какое-то неживое место.
На крыльцо опять вышла хозяйка с бадейкой в руках, принялась подмывать ступени. Несмотря на беременность, движения ее были проворны и даже красивы.
— Давайте-ка лучше я, — предложила Алена.
— Оюшки — лучше! — насмешливо передразнила женщина, выпрямилась, отвела плечом с румяной щеки прядь волос, выбившихся из тяжелого узла, оценивающе оглядела Алену: — Сломаешься. Поди, и тряпку-то в руках не держала.
— Ого! — Алена завладела тряпкой.
Единственная из домашних работ, которую она любила, — мытье полов, и даже мать признавала, что в этом деле ей за Аленой не угнаться. Недоверчивый, критический взгляд хозяйки и подмигивания подруг раззадорили Алену, а уж «на подзадор» она всегда работала быстро и ловко. Когда подтерла насухо последнюю ступеньку, сказала:
— Принимай работу, товарищ начальник!
— Ну что ж, — сдержанно начала хозяйка. — Коли гоже, так гоже, — и вдруг улыбнулась. Ямочки на щеках сделали ее совсем юной.
— Слушайте, чудачка какая! Вам всегда улыбаться надо. Вы же просто красавица! — поразилась Алена и подумала с ревнивой грустью: «Вот бы такую Тимофею!»