— Значит, тот кусок выбрасываем — и так длинный отрывок, и попроще, Зина, попроще! — сказала Галина Ивановна. — Завтра сами поработаете.
Какой грубой, ничтожной показалась Алене ее роль по сравнению с той, что досталась Зине! Там благородные, сильные чувства, страдание, настоящая любовь. И отрывок большой. А у нее… один листок, и что за глупые слова!
Алена с отвращением начала репетировать и думала совершенно не о том, что делала, — Зина так и стояла у нее перед глазами. То белые руки мелькали в зеленых атласных волнах, то представлялась она со вздетой рукой, такая изящная, нарядная…
— Подождите! Что с вами сегодня? — с недоумением и огорчением спросила Галина Ивановна. — Устали, что ли?.. Вы, Лена, какую-то мелодраму играете. И все сама с собой, без партнера. Ведь Лариса не от горя, а от скуки Елесю заманивает. Давайте сначала.
Они повторяли еще и еще, но Алена чувствовала, что каждое ее движение неловко, слова бессмысленны. И чем больше пыталась помочь ей Галина Ивановна, тем яснее было, что дело плохо.
— Я не могу, — наконец проговорила Алена сдавленным голосом. — Это не моя роль.
— Что за глупости! — рассердилась Галина Ивановна. — Кто сейчас может определить, какая роль ваша и какая не ваша? Отлично у вас шел отрывок, и вдруг выдумали. Глупость какая!
Неожиданный гнев Галины Ивановны заставил Алену собраться. Снова начав отрывок, она следила за своей походкой и, поворачиваясь, добивалась, чтоб юбка поднялась колоколом, при этом не забывала поглядывать на Эдика, видит ли он, как интересно она поворачивается. И мысли о Зине как-то сами собой выскочили из головы. Галина Ивановна посмотрела отрывок до конца и, довольная, сказала:
— Ну вот! А еще сомневаетесь, ваша ли это роль! — Вдруг она расхохоталась. — Все вы хотите героинь играть со страданиями — знаю. Ну, успокойтесь, все будет отлично, помните только: от скуки она заманивает своего вздыхателя, а не от горя. И старайтесь как можно ловчее показать себя перед ним. Завтра еще поработайте, закрепите.
Когда Галина Ивановна ушла, повеселевшая Алена спросила Эдика, в какое время и где они будут завтра репетировать. Он отвел глаза в сторону:
— Не могу я завтра.
— Как? — воскликнула она, ошеломленная. — Как это «не можешь»?
— Вот так и не могу, — упрямо повторил Эдик. — Да и надо отдохнуть перед конкурсом. Но главное, я вообще не могу. — Он быстро пошел, будто Алена гналась за ним, в дверях остановился, торопливо сказал: — И чего еще репетировать? Все сделано. А у тебя сегодня случайно не получилось.
Алена так и осталась стоять посреди аудитории. Случайно не получилось? А если так же случайно не получится на конкурсе? Весь следующий день — канун конкурса — Алена изнывала в одиночестве, бездействии и мрачных предчувствиях. День был воскресный, институт закрыт, и репетировать отправились кто куда, благо погода выдалась ясная.
Глаша с утра ушла вместе с Женей Лопатиным к третьему своему партнеру, Олегу Амосову.
Алена как неприкаянная слонялась по пустому общежитию, кляня Эдика и себя за то, что связалась с ним, пробовала повторять роль, и «Тройку», и стихи, но ничего не получалось. Пошла побродить по улицам, потом села в какой-то автобус, взяла билет до конца и вышла у кладбища.
Пройдя несколько шагов среди крестов и памятников по прохладной сыроватой тропинке, она круто повернула назад: на душе и без того…
На обратном пути в автобусе рядом с ней сел молодой человек. Через несколько остановок осторожно спросил:
— Вы не здешняя?
— Это вас не касается! — вспыхнув, зло ответила она и сошла на первой же остановке.
Самая естественная мысль, что молодой человек не нашел более интересного повода для начала разговора, не пришла Алене в голову. Нет, она решила, что весь ее вид — простое, нефасонистое платьишко, грубые танкетки, а главное — никакая прическа обличают в ней периферийную жительницу.
Идя по незнакомой улице, Алена внимательно рассматривала молодых женщин и девушек. Попадались Просто одетые, как она сама, но таких некрасивых волос, никак не причесанных, незавитых, незаплетенных, не подвернутых валиками, не уложенных в сеточку, не подвязанных лентой, а только прихваченных возле ушей заколками, — таких прямых, как конский хвост, волос, беспорядочно стелющихся по плечам, не было ни у кого. Еще если б цвет какой-нибудь интересный: например, золотистый с рыжинкой, как у Агнии, или совсем светлый, как у Лили Нагорной, или черные, как у Зины… А то ведь даже и не определишь, что за цвет — ужасные волосы! Недаром Глаша все спрашивает: «Почему ты не попробуешь завиться или хотя бы подстричься пофасонистее?