— Ну что ты молчишь, как мумия? — приставала Глаша. — И кто это запивает молоком помидоры? Ты совершенно некультурная.
Ну, что было ответить? Алена покрепче посолила помидор и опять запила его молоком.
— Не отвечать, когда с тобой говорят, то же хамство! Хороша «артистка»! — ядовито сказала Глаша, явно рассчитывая вывести Алену из себя.
Алена вспыхнула, но промолчала.
— Вот уж не думала, что ты такая злыдня! — Глаша выскочила из-за стола и уселась на подоконник.
Алена молча принялась убирать посуду. В груди все ныло, словно от холода. Уж лучше играть дур вроде Ларисы — лишь бы приняли. А что делать, если не примут? Митрофан Николаевич говорил: надо непременно любить свое дело, а какое еще дело она может любить?
— «Соловьи, соловьи, не будите солдат!» — надрывно затянула Глаша.
Алена не выдержала:
— Не вой.
— Вот еще! — Глаша соскочила с окна и, всхлипывая, заголосила: — Тебе дела ни до кого нет! Индивидуалистка! Толстокожая!
Алена швырнула немытые чашки, подлетела к вешалке и схватила свой жакет.
Дверь без стука открылась, вошла комендантша, а следом за ней незнакомая девушка с надутым лицом и растрепанными рыжими волосами и Агния, обе нагруженные вещами.
— Не понимаю, Марья Васильевна, — передернув плечами, заговорила рыжая гудящим, как труба, голосом. — Просили же эту комнату оставить за нами, и вдруг… — Она брезгливо посмотрела на Глашу с Аленой. — И зачем вы сюда еще эту переселяете? — она кивнула на Агнию.
— Да ведь до приказа не могу же их выселить! — раздраженно ответила комендантша. — Вот завтра вывесят приказ. У меня же этих поступающих двадцать восемь живет, а примут всего шестнадцать, в общежитии от силы шестерых оставим. Свои студенты возвращаются, а селить некуда! Полный содом!
Монолог комендантши не поднял настроения. У Глаши губы дрожали, и слезы выступили на глазах. Агния, криво улыбаясь, ждала: какую из свободных кроватей выберет рыжая. Алена тоже смотрела на рыжую гневно и выжидательно. Та свалила вещи на стол, уперев кулаки в бока, взглядом хозяйки окинула свободные кровати и вдруг махнула рукой:
— А, все равно на один день! — и принялась раскладывать вещи на кровати у окна.
— Тебе помочь? — спросила Алена Агнию, желая этим показать рыжей, что они хоть и поступающие, но друг друга в обиду не дадут.
Рыжая искоса взглянула на Алену.
— Как вас зовут? — сказала Глаша. — Хоть и на один день, а вежливее было бы познакомиться.
— Меня? — слегка растерянно переспросила рыжая. — Клара, Клара Любавина.
Алена, увидев, что ее поддержка Агнии не нужна больше, собралась и ушла.
Одно только твердое решение сложилось у нее: уехать в Крым, если не примут в институт. Остальное было неясно. «Что же делать? — в тысячный раз спрашивала она себя. — Пойду официанткой на теплоход, хоть посмотрю новые места, новых людей! Да не все ли равно!»
И отправилась на вокзал.
Улицы, по которым две недели назад она шла, разыскивая институт, мелкий дождь, серое небо напоминали то волнение, ту наивную самоуверенность, с какой она явилась в этот город. Как много изменилось за две недели, и как сама она изменилась!
Алена шла медленно, останавливалась, оглядывалась назад. Теперь, когда ей почти наверняка, предстояло уехать отсюда, и, может быть, навсегда, становилось еще грустнее оттого, что город уж очень хорош. Она, конечно, не успела полюбить его, но почувствовала его прелесть и почти с нежностью взирала на большие и на первый взгляд неприветливые дома с блестящими от сырости крышами, на бесцветное небо и мокрый асфальт, на глянцево-зеленую листву деревьев, разрывавших ровный строй домов, на умытые дождем яркие троллейбусы и автобусы, шуршащие шинами. Удивительный город! Ну, где еще люди ходят под дождем так невозмутимо, будто не замечая сырости, покрывающей лицо и одежду? И люди, и дождь, да и все здесь необыкновенное. И неужели… уезжать? «Да, уезжать, — твердо сказала себе Алена. — И завтра же».
Поезд на Симферополь уходил вечером, но билет надо было взять рано утром, то есть до того, как появится приказ. А если все-таки зачислят? «Ну что ж, лучше потом продать билет, чем торчать здесь лишний день! И даже очень хорошо — не томиться ожиданием, пока вывесят приказ, а смирненько стоять в очереди на вокзале».
Никому не рассказала Алена о своем решении и утром следующего дня встала рано, тихонько, чтоб не разбудить соседок, оделась и ушла.
До открытия кассы было почти два часа, а впереди Алены оказалось уже двести одиннадцать человек. Алена прислонилась к холодной стене вокзала, прислушивалась к разговорам и старалась думать о постороннем. Но приказ о зачислении в институт так и вставал у нее перед глазами. Она отлично знала, что приказы пишутся на обыкновенных листах, однако этот представлялся ей большущим, как афиша, и фамилии на нем, крупно и жирно напечатанные, должны были быть видны издалека. Вчера вечером, ложась спать, Агния потушила свет и сказала: «Изобрели бы такую же кнопку в голове: р-раз — и выключил мысли! А то вот страдай!»