Застыли, боясь пошевельнуться, чтобы не скрипнул стул, не зашуршала одежда. Как странно и интересно оказалось в этой внезапной напряженной тишине прислушаться к звукам, доносившимся в аудиторию извне. Но выяснилось, что слушать тоже надо учиться. Глаша не заметила дальнего гудка машины. Джек — крика мальчика на улице, Олег не услышал шагов за дверью аудитории, Женя пропустил негромкий женский смех под окном, Алена и Агния запутались в порядке, и возник спор, что после чего звучало. Впереди явно был Саша — он поправлял неточности в определении самих звуков и их последовательности, а потом еще заставил послушать то, чего никто из группы не заметил: откуда-то из подвала долетел очень слабый звук вроде жужжания, с ритмичным усилением и почти полным затуханием, как будто пилили или точили что-то. Взгляд Соколовой несколько задержался на Огневе. «Самый способный», — ревниво подумала Алена.
— Хотите еще один опыт? — предложила Анна Григорьевна.
— Да! Конечно! Хотим! Хотим!
Алена опять закричала громче всех, и — о радость! — Соколова наконец-то посмотрела на нее.
— Выдвиньтесь немного, чтобы товарищи остались позади, чтоб вы их не видели.
В восторге от того, что выбор пал на нее, и замирая от желания заслужить одобрение, Алена быстро встала, точным движением выставила на полметра вперед свой стул и села — вся внимание.
— Какое платье на Петровой?
Алена окаменела. У Глаши всего-то было три платья: васильковое крепдешиновое, коричневое школьное и пестренькое — серое с оранжевым… Какое же на ней сегодня? Ведь только что они сидели рядом!
Какое же на ней сегодня? Молчать дольше было нельзя, она сказала наугад:
— Пестрое.
Дружный смех позади был ответом.
— Напрасно веселитесь. — Соколова с улыбкой предостерегающе погрозила пальцем полукругу. — С каждым из вас было бы то же самое. Что у Петровой на ногах? — опять обратилась она к Алене.
Босоножки у Глаши были одни.
— Коричневые, — расписывала Алена, радуясь удаче, — такие… в дырочку и ремешок… Каблук средний. — Она даже показала, какой именно высоты каблук.
— Хорошо, — похвалила Соколова. — Какая застежка у них?
Алена опять вся напряглась.
— Не помню, — сказала она еле слышно.
Сзади прошелестели смешки и шепот.
Анна Григорьевна спокойно улыбалась, глядя своими «насквозь видящими» глазами.
— А кроме босоножек?
— Носки, — в этом Алена была уверена, но…
— Какого цвета носки? — будто прочитав Аленину мысль, спросила Соколова.
Какие Глаша надела сегодня носки? Вот беда! Белых у нее много, а бежевых и коричневых по одной паре, так что вернее…
— Белые!
Сзади опять дружно засмеялись. Какой ужас сидеть на виду и показывать свою бездарность!
— А глаза у Петровой?
— Голубые. — Было счастьем верно ответить не только на этот вопрос, а еще и подробно описать Глашины волосы и прическу.
Все же Алена чувствовала себя совершенно опозорившейся. На Глаше было васильковое платье, бежевые носки, а босоножки ее застегивались на самые разобыкновенные блестящие пряжки. Она была рада, что Джек отвлек от нее общее внимание.
— Разрешите? — Он встал и, улыбаясь, сверкая белыми ровными зубами — единственное, что было красиво в его лице! — спросил с почтительностью, за которой слышалась ирония: — Мы долго еще будем заниматься этими… вот…
— Упражнениями? — подсказала Соколова и сразу ответила: — Всю вашу актерскую жизнь.
— Да нет! Это тренинг, а когда начнем играть?
— Играть? — переспросила Соколова с живостью. — Давайте. Вы же за этим и пришли сюда, чтобы учиться играть. Кто хочет попробовать?
Стоило ли спрашивать? Играть! Именно этого и ждали все. Алена проклинала свой позорный провал — второй раз ее не спросят, а ведь играть в тысячу раз легче.
— Начнем с вас. — Соколова обратилась к Жене, сидевшему с края. — А остальные перебазируются сюда, — она указала по обе стороны своего стола. — Будем публикой.
Подхватив стулья, рванулись к Анне Григорьевне.
— Стоп! — подняв руку, остановила она. — Опять шум, грохот, суета? Обратно. — И все покорно и чинно снова вернулись в полукруг. — Теперь пожалуйте сюда.
Ни единого стука, только легкий шорох сопровождал этот переход, и из боязни нашуметь Алена не захватила желанного места подле Анны Григорьевны — Глаша заняла его.
— Что же мы сыграем? — в раздумье сказала Соколова, глядя на Женю, как всегда от смущения засунувшего руку за отворот пиджака. — Ну, постучите в дверь, — она взглядом указала на закрытую наглухо дверь в боковой стене.