Никаких чувств по всем правилам к Ларсу ван дер Саарку у нее быть не должно. Незачем думать об этом аристократе, окруженном ореолом таинственности, создателе новой профессии, отрицающем всякие манеры, обладателе умопомрачительной внешности, выглядящем до того безупречно в своих костюмах, что его хотелось раздеть.
От одной мысли о прикосновении к горячей коже, под которой перекатываются литые мышцы, хотелось облизнуться. Стало неловко и жарко одновременно. И только капельку стыдно.
Ашара поднялась из-за стола и отошла за спину мага, старательно делая вид, что предпочитает держаться на расстоянии от странных опытов. Но невольно вытягивала голову, пытаясь что-то рассмотреть. С тем же успехом можно наблюдать за парадом планет. Все перед глазами, и пока смотришь, происходящее даже кажется понятным, но истинного великого замысла вселенной все равно не постичь. Вот и быстрые точные движения длинных пальцев, производящие манипуляции над эфиром, оставались для нее за пределами объяснимого.
Не похож Ларс ван дер Саарк на изобретателя. Совсем не похож. Не так выглядят великие ученые. Или назвать его ученым нельзя? Может быть, она что-то пропустила? Может быть, весь научный свет выглядит вот так?
Ашара сверлила пронзительным взглядом затылок своего гостя. Нет, таких больше не найдешь.
Любопытство, разгоревшееся в ней, рождало вопросы, и вестница кусала губы, чтобы не начать задавать их вслух. Присущая ей внешняя сдержанность, к которой приучил ее дар, была так легко попрана.
Жизнь вестника такова, что эмоции могут навредить призракам, зависящим от энергии своего попечителя. Потеряв все чувства, души легко могли получить зависимость от эмоций мага через имеющуюся связь. Ашара давно подавила в себе истинный нрав, который был так же далек от спокойного, как солнце от звезд. Но что-то с ней в последнее время стало происходить.
- Эфир должен побыть в вашем доме, - объявил Ларс, закончив свою работу.
После размышлений и долгих хождений по столовой даже сам выбрал место, на котором должно храниться его творение.
- Обещаю, что даже не притронусь, - заверила его Ашара.
На самом деле, она в тот угол теперь и смотреть лишний раз не станет.
- Благодарю вас за понимание и отзывчивость, - произнес маг, раздумывая о возможности вновь вернуться за стол. Учитывая, что его в дом никто не приглашал, время своего пребывания здесь он определить не мог.
- Порой мне кажется, что это не я сама, а отпечаток дара, - призналась она.
- Разве в вашем случае это не одно и то же? – уставился на нее Ларс. – Или это… мешает вам?
- Не сказала бы. Просто далеко не все просьбы можно выполнить. Не всем можно помочь, - Ашара говорила об этом с грустью.
Ее эмоции отголоском доносились до мага. Ларсу было интересно узнать о ней больше, и он пользовался тем, что она сама продолжает разговор.
- Я думал, призраки не требуют невозможного.
- В чем-то вы правы, - согласилась вестница, испытывая странную потребность рассказать все до конца. У вестника в окружении всегда немного людей, кто способен его внимательно выслушать, но, порой… не все так просто. Ко мне однажды пришел мальчик, ему было примерно восемь лет. Ребенок из бедного квартала, терпевший всю свою короткую жизнь побои родителей, не знающий тепла и любви. Чья жизнь оборвалась… может быть, от очередного удара тяжелой руки отца. Он не сказал, а, может быть, не помнил. Он попросил меня угостить его пирожным из той кондитерской, что в центре города. С красивой витриной и красочной вывеской. Он видел ее однажды, но запомнил навсегда. Какие-то дурацкие пирожные, которые я могу покупать по сотне в день. Он смотрел на меня совершенно безумными глазами, в которых плескалась неизмеримая детская надежда на чудо. Ведь теперь он не чувствовали боли и голода, значит, все хорошо. Раз его мечты должны были сбываться, то наверняка можно было попробовать попросить о большем. А я… как я могла ему дать нечто подобное? Призраки не едят…
Ашара замолчала, сделала судорожный вздох. Она редко поддавалась воспоминаниям и редко проявляла слабость на глазах у других. Но в этот раз не было привычной неловкости, ей не становилось стыдно за свои настоящие чувства. Ларс сложил руки на груди, пресекая собственное стремление приблизиться и коснуться хотя бы плеча вестницы в успокаивающем жесте. Хотелось облегчить груз ее тяжких воспоминаний.