- Дитя, как мне звать тебя? – ее голос ласков, как шелк.
- Аврора… Аврора Крид… - девочка прижимается к груди и чувствует тепло.
- Ты устала, Аврора? – женщина гладит девочку по голове, перебирая пальцами ее волосы.
- Да… я очень устала…
- Ты хочешь услышать сказку? Про карту без масти…
- Да… - женщина целует девочку, и Аврора сладко засыпает в ее объятиях…
***
Под ногами шуршали золотисто-желтые листья, сквозь них еще виднелась изумрудно-зеленая трава. Весь лес покрылся инеем, словно художник в порыве безумия смешал на своем холсте лето, осень и зиму. У него могло получиться, но заполонившие небо тучи с примесью холодного влажного воздуха разрушили идиллию красок и теней, они смывали границы и смешивали цвета, превращая все вокруг в одно серое грязное месиво.
Николас поднял воротник, смотря, как с неба срываются капли дождя. Стая была рядом, птицы летали хаотично для тех, кто не видит с высоты птичьей выси. Своими телами они рисовали множество колец и знаков, и чем выше ты смотришь, тем отчетливее ты понимаешь, что в каждом их повороте, наборе высоты и дистанции друг от друга есть смысл и значение. Они рисовали руны, следуя за руками мальчика-дирижера, что руководил этим пернатым оркестром. Татуированные руны загорались и гасли одна за одной. Они загорались в определенной последовательности, соединяясь в более сложные руны. Его движения простые и быстрые, он делал это множество раз, казалось, ему вовсе не нужны движения рук и достаточно только этих глаз с бело-голубым кольцом. И вот финальный аккорд сыгран, дирижер почувствовал, как тьма пронзила его тело, на мгновение полностью стерев цвета в мире, и проникла в окружающие его деревья и, опустившись, осела на листьях. Цвета стали ярче, но усилившийся дождь еще больше обесцветил цвета.
Лишь один ворон не участвовал в оркестре, он сидел на плече Ника и расправив, крыло над головой мальчика, закрывал его от дождя. Мальчик криво усмехнулся.
- Не надо было мне оставлять шляпу, - а затем серьезно холодным тоном, который всегда присутствовал в его голосе, обратился к ворону, - Легион, что это было?
Ворон посмотрел на Ника.
- Что это с ним случилось? Весь этот разговор как будто вели не мы. Он сталь, и я никогда не видел его таким уязвимым, человечным, а я был… был… слабым. Он всегда подавлял эмоции, но я знал, что он их испытывает. Он даже любит меня… хм… по-своему. Первым его уроком была… боль. Он стоял надо мной и смотрел, как мои мышцы заплетаются в узлы под кожей, и лишь когда я начал сходить с ума, он заговорил: «У некромантов души богов, но тела людей. Богам свойственны ошибки, людям ошибки и просчеты. Ты имеешь право на ошибку, но не на просчет. Запомни это, некромант!» Хн… Он не был садистом, просто… он перестал делать поблажки в… обучении. Почему он так себя вел? Я уверен: ни один мускул не дернулся на его лице, когда он вырезал свою дочь из чрева матери. Он просто оценил шансы на выживание обеих и понял, что шанс есть только у ребенка и только сейчас. Так просто - оценка, вывод, действие. То же самое он сделал, когда рожала его дочь. Спас ребенка. Мы с ним никогда до этого не нарушали закон и были уверены, что поступаем правильно. Я сомневаюсь. Он сомневается. Мы… разбиты, – Николас втянул воздух. – Убей одного, чтобы спасти тысячу или убей тысячу, чтобы спасти одного невиновного... Вечная дилемма, без правых и виноватых. – птицы опустились на деревья. - Легион, подготовь все.