- Да будет, разумеется… Кель, может, ты просто забываешь, что он в конце концов ребенок. И все, что он пережил, вылилась в то, что ты видел. И ему просто нужна была твоя поддержка?
- У него есть Легион.
- Как бы он ни любил эту птицу, тебя она не заменит.
- Я его учитель. – сухо ответил Кель.
- И только? Я ведь тоже не называла его так, как должна была. Нашу семью и семьей назвать сложно. Он не знает, кто я ему. А ты просто учитель. Детям, даже таким, как наш Ники, нужны друзья, а его единственные друзья - это осколки его души, живущие под видом Стаи птиц, да чудовища. И ты ждешь от него адекватной реакции, когда мы нарушаем закон, отнимая жизнь у полубога.
- Нет, не жду…
- Может, ты ждешь, что Раш Мар скажет «нет», потому что ты не смог вымолвить и слова на совете?
- Нет…
- Ведь он всегда равнялся на тебя, как, впрочем, и Ники. – Вельву била мелкая дрожь, она затянулась, пуская в легкие едкий дым. – Я слишком от него отстранилась, была ему чужой, черт, он даже сказки сам себе читал. Я боялась боли, что будет, если я его потеряю. Пережить своих детей, когда мы можем умереть только в бою. Вот оно - мое проклятие.
- Вельва, он способен…
- Нет! Он - Мар, мать твою, он верен клятве. – зло сказала Вельва.
- Я не тот, кому нужно напоминать, кто он и что он. – Кель впервые повысил голос, Вельва ждала продолжения, и Кель спокойно продолжил: Но в отличие от меня ты видишь будущее, и я хочу знать, к чему приведут его сомнения и моя слабость перед ним.
- Никто из вас не предаст своей Семьи, - Вельва сделала едва заметную паузу перед словом «своей», она тяжело вздохнула и продолжила: твое сомнение на совещании старейшин, оно оправдано и твое слово против не изменило бы решения. И вы оба не нарушите клятв. А теперь иди, я и так сказала больше, чем нужно, твоя маска бесчувственной сволочи все еще на тебе. Не благодари.
- Спасибо, госпожа Мар. – Кель поклонился.
- Еще раз так меня назовешь, и я быстро сменю «я» на «мы». Понял? И тебе тоже станет больно от потери близких.
- Я уже ухожу, Вельва. – Кель развернулся.
- Стой, что это за порванный плащ, - с напором сказала Вельва, - а ну живо в карету, не мальчик уже давно, чтоб под дождем стоять. Хоть чаем напою что ли…
***
Ник сидел на том же месте, что и три дня назад. Внешним кругом, как ковер из осенних листьев, лежали тотемы и талисманы, вырезанные из костей и дерева. Вторым кругом были маски – костяные и из человеческой кожи, из пестрых тканей и перьев птиц, из фарфора и стекла, из металла и бумаги, страшные и пугающие. Дальше были ножи – стилеты и тесаки, с горящими рунами и дымящими знаками, смертоносные и милосердные. Перед ним стоял открытый деревянный футляр, выкрашенный в черный цвет с перевернутым треугольником на крышке. В кармашках и отделах находились зелья в стеклянных колбах для хранения и подготовленные для сегодняшней ночи шарики зелий, чья оболочка горькая глазурь. На нем был костяной доспех, узнавался позвоночник, тела которого соединялись множеством нитей, которые реагировали на каждое движение тьмы вокруг него. На коленях лежала коса, он концентрировал рукой на лезвии тьму, из-за чего в месте прикосновения тьмы и лезвия пробивались тысячи крошечных разрядов, обнажая скрытые руны. Ник проводил рукой снова и снова, словно затачивая ее.
- Этой ночью все случится, - он посмотрел в сторону уходящего солнца, - когда она ляжет спать, тьма ее разбудит, ее защитники потянутся к ней, и она поступит, как в своих снах. Она побежит, тех, кто должен ее защищать, она подсознательно будет считать врагами. Она побежит к нам сама, инстинкт сам выведет ее из-под скрытой защиты. Обойдет и убежит от всех, кто должен ее спасти. Ирония. Что должно было спасти ее, приведет к гибели. Неокрепший разум полубогини был обманут за семь дней.
Солнце коснулось верхушки деревьев.
- Знаешь, я все думаю, правильно ли я поступаю? Мы некроманты, светлячки во тьме, мы видим вокруг себя, но не видим всего пути. Нам дана сила, но не было напутствия, мы светлячки во тьме без своего собственного маяка. Мы служим ей, но она не сказала ни слова. Она бросила нас или мы не слышим ее криков? Когда тишина превратилась в проклятие? А одиночество в кару? – ворон сел на лезвие косы. – Я не знаю свою маму. Она говорила со мной через книги, читая строки, я чувствую ее понимание скорой смерти, она знала, что не переживет роды и пыталась сказать мне как можно больше. Я помню ее портрет, у меня ее глаза и нос. Хм… - Ник грустно улыбнулся, - женщина на том портрете подарила мне жизнь. Но я не уверен, что она моя мама. Чувство, будто кто-то другая всю мою жизнь любила и заботилась обо мне. Когда я вхожу во тьму… я… я как будто… Дома… - Ник погладил ворона по спине, птица, приняв ласки, внимательно слушала. – Не обманчивы ли наши чувства? Я вижу в темноте, вижу ли я истину или то, что я хочу видеть? Как мне поступать во тьме и в свете? Писания не совершенны, так как их писали люди, преследующие свои конкретные цели и идеалы. Единственные слова, что мы слышали это семь слов, но их значения и важность определяли те же люди, что и писали писания. Так как поступать? По справедливости – она меняется вместе с людскими законами. По совести – это сволочь слишком часто молчит. По любви – благо для ближнего своего мы определяем по своим тараканам в голове. Все слишком относительно и не имеет четких границ. И я сделал для себя небольшой вывод. Готов услышать?