Ангела ехала по дороге через лес, она сбежала. Сбежала от всего, что напоминало ей Аврору. Не дожидаясь распоряжения, она собрала вещи и уехала, без охраны, без прощальных слов. Она просто хотела потеряться, потеряться так, чтобы только Аврора ее нашла, сбежала от охраны, как убежала к нему. Ангела завидовала некроманту – Могильщику, или как его там назвали. Но в глубине своей души она понимала: это просто глупая надежда. Аврора не убежит от Сэма, он скорее умрет, чем позволит Авроре сбежать. Это бегство, бегство от самой себя, от той, что привязалась и полюбила. В который раз она едет по этой дороге? В шестой? Девятый? Сколько раз она зарекалась не привязываться, только работа. Но нет, снова дорога, снова она будет видеть только гриву лошади, снова старый дом в лесу, отрезанный от мира, снова одиночество. Снова забывать. Аврору, ее Аврору, которая любила сказки, любила Мистера Снежинку, что за дурацкое имя.
Ты больше ее не увидишь. Ты уедешь в один край света, она в другой, знаем - проходили.
Вот оно одиночество - старый каменный дом, что зарос травой, где полно пыли, а под шифером вьют гнезда птицы. Даже они не одни, а ты одна всю свою долгую жизнь, пока не умрешь.
Ты живешь только из-за таких лучиков счастья, как Аврора, здесь ты их забываешь, и снова, как дура, ищешь новый. Дура! Бесхребетная дура! Что не может выйти из этого круга. И не мучить себя.
Дом был в запустении много лет, как раз, то что тебе нужно. Здесь не будет времени думать о ней, ты одна, смирись и работай. Но замок выбит… Что за черт. Кто внутри, что внутри, они еще там или вернутся? Так, Ангела, кто-то вломился в твой дом, и этот факт не исчезнет, если будешь стоять снаружи. Ты здесь не умрешь, а если все же… может оно и к лучшему.
Странно, но дом чист. Ничего не украдено, не разбито, если бы не выбитый замок, чье-либо пребывание в доме полностью отсутствует. Может, просто буря, ставни то вот-вот отвалятся. Ладно, к черту! Если кто-то вернется, ему не понравится, что я приготовлю. Итак, привязать коня, разобрать пожитки, убраться в доме, вот и ноют мышцы, то, что нужно. Теперь можно смыть пот, благо озеро рядом, и лечь, всю ночь плакать в подушку. Такими будут ночи. Это было много-много раз.
Так вытри слезы, бери мочалку и в путь. Тропинки уже нет, но вот знакомые деревья, что ты посадила, давно это было. А вот и берег пологий с песком и круглыми камнями, вот берег крутой каменистый, хорошо с него прыгать в воду, Авроре бы понравилась.
Все, хватит! Разденься и плавай, пусть в воде останутся все мысли, и так раз за разом оставляешь частицу воспоминаний.
Вода ледяная, раз в одну сторону проплыли, раз в другую - думай об этом. Вот птицы черные летают, красива-то как: клинья, восьмерки и петли. Сэм как-то пригласил с ним полетать, а ты отказалась, зря наверно? Вечереет, пора делать подушку мокрой, но сначала еще разок на другой берег.
Птицы расшумелись, на крутом берегу появилась черная фигура. Она не остановилась и упала в воду, оставив черные разводы на воде. Ангела со всей силы поплыла к упавшему, он был нетяжелый, только костлявый и в какой-то липкой смоле. Она вытащила его на берег и уже собиралась сделать искусственное дыхание, как увидела его лицо.
Все в черных перьях, а сами перья в смоле, один глаз был нормальный, у другого же было две радужки, вместо зубов длинные клыки. Ангела провела рукой по его лицу, смола прилипала к руке вместе с перьями, она случайно задела зуб, он просто обломился и на его месте оказался нормальный человеческий зуб.
Пернатый скривился и выблевал черную воду вместе с обломавшимися зубами. Ангела снова провела по его лицу, и вскоре под перьями оказался мальчик лет двенадцати. Он тяжело дышал, словно у него всего одно легкое, время от времени его поражали судороги. Ангела решила послушать сердце, в его груди будто билось несколько сердец. Мальчика снова поразила судорога, и из-за пояса выпала мягкая игрушка. Без одной ноги, с криво пришитой головой, потертая и вся в смоле, но она ее узнала и, положив мальчика на платье, потащила его в дом.
***
«Вот он лежит в кровати, и я не знаю, выживет он или нет. Не знаю, что будет, если он очнется. Не знаю, что делать, если он умрет. И я не знаю, зачем я это сделала. Зачем? Зачем? Зачем? Четверо зачем?! Но вот в руках появляется грязная игрушка и вопрос забывается. Я должна знать, кто ты и что там случилось. Который круг я нарезаю по этой чертовой комнате? Успокойся, ты сделала все, что могла, он очнется. И когда это случится, он не раздавит тебе мозг, не разорвет горло, не высосет душу, вы просто мило побеседуете. Так да? Постой, Ангела, ты себя-то слышишь? Ты о нем ничего не знаешь, а уже сделала его монстром. Мальчики не обрастают перьями по достижении двенадцати лет и не превращают лес в ледяную пустыню. Справедливо, но и ангелов лапочками не назовешь. Ты знаешь, что он сделал. Нет, не знаю, и потому… мы поговорим. Надо чем-то себя занять. О, стол и пергамент, опишем его состояние. Так, а это что…»