Я не считаю это правильным, но я понимаю…
(Слава замазаны, но прочитать можно) … Я слишком часто видел, что было сделано ради высшего блага. Все эти возвышенные речи. Стоящие на трупах, убившие десятки ради сотен. Волчье время требует волчьих мер. Все это я слышал… Все это я слышал… Я слышал это ото всех, и чем больше я слушал, тем мне все больше казалось, что они не понимают смысла этих слов…
…Вы должны понять, я тот, кто я есть, и не питайте иллюзий на мой счет. Я не хороший человек, я хороший некромант, я сделаю то, что должен сделать. Хороший человек попытается отговорить их, но как хороший некромант я знаю, чем это закончится. Великий человек спас бы всех и нашел решение, но великие люди здесь больше не живут.
Николас Мар.
Некромант по праву рождения.
Вестник Мараны.
***
Дышать больно и сложно, сердце как будто забыло правильный ритм, мышцы атрофировались. Он открыл глаза. Все было мутным, но одну вещь он разглядел точно - потолок. Мальчик пытался поднять руку, но мышцы его не послушались, острая боль ударила в голову. Он хотел застонать, но вышел немой крик. Мальчик думал лишь от том, что ему больно думать. Это сводило с ума, наполняя голову ужасными эмоциями и образами. Они словно пробуждались вместе с ним. Он понимал, что это его воспоминания, брошенные в самые темные уголки сознания, обрывистые, неточные, забытые, но его.
Он лежал долго, по крайней мере, ему так казалось, прислушиваясь к своим ощущениям. Его рука что-то держала, с огромным усилием он опустил голову. На стуле рядом с кроватью спала красивая женщина с золотыми волосами и держала его за руку. Его ладонь сжалась, и она проснулась. Она смотрела пристально, словно что-то выискивая.
- Как ты себя чувствуешь? – как-то неуверенно спросила она.
Он знал смысл слов, но понимание опаздывало, боль в голове была ужасной.
- Ты помнишь свое имя? – снова неуверенность в голосе, и огромное беспокойство.
- Нет, - только и мог выдавить он. Женщина щупала пульс, смотрела в глаза, и многозначительно молчала. Потом вышла из комнаты на несколько минут, вернулась уже с кружкой.
- Пей! – возражения не принимались, она помогла ему подняться на подушке. Вкус был ужасен, но про себя он отметил, что это еще не самое ужасное, что он пробовал.
После этого она села на стул, и несколько минут ничего не происходило, а потом выдохнула и с надеждой сказала:
- Ты хоть что-нибудь помнишь? – в глазах блеснули слезы.
Боль проходила, и вспоминать становилось легче, но память ускользала, оставляя лишь мутные образы: золотые локоны, игрушка, боль… и темный лес, окутанный туманом, полный чудовищ, они гнались за ним, они рвали его, сотни лап, щупалец и рук вырывали его из бездны. Они не позволили ему уйти, они убили его, но спасли его.
Мальчик кричал, он чувствовал их клыки. Женщина прижала его к груди:
- Тише, тише… - со слезами в голосе говорила она.
- Я умер! Я умер! Я умер!
- Тише, ты не умер, ты жив. Я ведь тебя обнимаю. Ты жив! – она гладила его по поседевшим волосам.
- Кто вы!? Кто я!? Что я!?
Она ответила не сразу, лишь крепче обняла его, а затем посмотрела ему в глаза и сквозь слезы улыбнулась:
- Ты - мой сын, - она рукавом вытерла слезы, - Я твоя мама, неужели не помнишь.
- …Нет… - мальчик был в панике, он вспомнил смерть, но не свою маму, и почему это слово такое непривычное, почти забытое. Грусть, печаль, страх утраты, и многое другое вот-вот должно вырваться, но тут же было подавлено чем-то внутри. Они остались лишь заметкой на полях главного текста.
- Пожалуйста…вспомни.
- Ничего, прости, но я не помню, - мысли путались, - как? Как нас зовут?
- Меня зовут Ангела, а тебя… - она убрала волосы, закрывающие его глаза, - Николас Крид.
- Я не помню.
- Ничего. Теперь ты знаешь, - Ангела обняла его, она не могла смотреть ему в глаза. Она солгала и не могла понять почему. Аврора, письмо, потеря памяти, игрушка. Все навалилась скопом. Ангела лишь поняла, что не может сказать ему правду.