— Вы меня не помните?
От неожиданности Олег прокашлялся, выигрывая время для ответа. Кельми засмеялся, вытирая краешки глаз платком.
— Эльза! Вы смущаете нашего гостеприимного хозяина. Так нельзя…
— Можно…и нужно. Поднявшись, она подошла к оторопевшему мужчине и расцеловав прижала его голову к себе. Вернувшись на своё кресло, она недоумённо развела руками.
— Я всего лишь выполнила обещание, которое дала сорок лет назад.
Олег взглянул на смеющегося Кельми, пытающегося что-то сказать.
— Это…это…та…девчонка…которая брыкалась…пока…вы…
— Шесть километров несли меня на руках в госпиталь. Вы нашли меня на сгоревшем хуторе, я в подвале пряталась в бочке с квашеной капустой. Вы меня ещё назвали «Василиса Приквасная» Эльза смущённо заулыбалась. Олег лишь покачал головой, приходя в себя.
— Велика земля наша, да круглая она, куда не пойдёшь, везде пути пересекутся. И всё же, вы не ответили, в каком месте пересеклись наши интересы?
Кельми отложил изучение листка и посмотрел на Олега.
— В Зеленогорске, как бы глупо это не звучало.
— И в каком же месте? — Взгляд Олега застыл, а в уголках губ появились недобрые складки. Эльза вскинула руки, останавливая мужчин.
— Думаю, вы не с того начали, до прихода Захара Трофимыча у нас есть время и будьте любезны послушать меня. Я и Кельми занимаемся, с точки зрения ряда демократических стран, преступной деятельностью, ворошим прошлое, выгребая на суд людской все непотребства, которые некоторые страны и отдельные личности старательно прячут в пыли истории. Официально при МИДе занимаемся поиском депортированных во время войны детей, установлением связей с соотечественниками, помощь в восстановлении документов, родственных связей и рядом других специфических занятий.
«Олег понимающе хмыкнул».
Так же в нашу задачу входит сотрудничество с рядом неправительственных организаций, некоторых стран, по поиску и, если страна не выдаёт, устранению, нацистских преступников. В узком кругу нас называют дуэт «Без срока давности».
Я и моя младшая сестра Марта в конце 1942-го года были направлены в Саласпилс, а маму, как жену командира красной армии, расстреляли. В лагере после проверки врачами нас, с сестрой поместили в барак F-5, какие там были критерии отбора, я не знаю, но жили мы в полной изоляции от всех остальных. Нас было около ста девочек от одиннадцати, до тринадцати лет. Большинство славянок и прибалтов, но были и с востока. Каждую неделю проходили медосмотры, и некоторые девчонки пропадали. Шептались, что их отправляют в публичные дома по всей Европе, но в это мало верили. После начала пубертального периода за нами следили особенно тщательно и отселяли в отдельные комнаты, где периодически брали анализы, с нами работали психиатры и педагоги. Особое внимание уделяли углублённому изучению немецкого языка и истории. В комнате находилось три огромных зеркала и нас заставляли с ними разговаривать. Темы разговора нам говорили психиатры, в основном жаловаться на жизнь и просить помощи у умерших родственников. Вовремя этих бесед, с зеркалами, мы были абсолютно голыми, а психиатры, пояснявшие нам, что мы делаем правильно, а что нет, давали понять, что за нами постоянно наблюдают. Иногда, прямо во время бесед они входили в комнаты и начинали нас трогать, говоря всякие гадости доводя до истерик. Не мешали подготавливаться к суициду и вытаскивали из петли в последнюю секунду. Мы знали, что за нами смотрят и всё надеялись, что, когда ни будь, они не успеют, и наши мучения закончатся. В качестве наказания за это мы в лаборатории в одних набедренных повязках, среди толпы лаборантов, мыли посуду после анализов, убирали с хлоркой помещения и занимались другими работами. Мысль о самоубийстве становилась самоцелью и занимала всё свободное время. Однажды, во время беседы с зеркалом оно со мной заговорило, нет не так, я слышала ответы на свои вопросы на своём родном языке. Я перестала говорить в слух, и оно всё равно отвечало, голос был в моей голове. Я обрадовалась, что сошла с ума и теперь всё закончится. Я помню, что кричала в зеркало самые обидные, какие знала выражения, склоняя и немецкую нацию, и их Адольфа. Очнулась я в комнате, где полы, стены и потолки были обиты матрацами, всё тело в синяках, голова кружится, видно чем-то накололи. Потом помню урывками, как приходили люди, разговаривали стоя надомной, трогали и ворочали в разные стороны. Потом приходил санитар и делал укол.