Войдя в вагон, проветрившийся на стоянке, и все же изрядно душный, Блюхер приник к окну. До Читы-II оставались считанные километры, и он жадно впитывал признаки приближающегося города — погустевшие пути, придорожные строения, угольную пыль на зеленых посадках.
Под стук колес хорошо думалось.
Прежде всего он скажет таежным бойцам, что вынужденно созданное буферное государство не вечно. Недалеко то время, когда ДРВ вольется в Советскую Республику. И только хорошо обученные, спаянные сознательной революционной дисциплиной бойцы смогут составить крепкие, надежные ряды, способные выполнить ответственную задачу.
3
В конце мая, субботним вечером, представление закончилось позже обычного. Погасили огни, и тотчас обнажилась бедность и ветхость циркового здания-времянки. Сквозь щели дощатых стен сочился тусклый свет, пробивался ветер, заносил пыль и песок с городских улиц. Униформисты убрали стойки, турники, трапецию и канаты, разровняли опилки на арене и ушли. Манеж опустел, и, казалось, резче обозначились запахи конюшни, пыли и пота. Гимнасты, акробаты, борцы, дрессировщики, клоуны стерли с лиц грим и лучезарные улыбки, обнаружив бледность, усталость, тени под глазами. Сменили свои броские разноцветные костюмы на обычные пиджаки, брюки и платья. Актеры тихо переговаривались, иные медленно и деловито дожевывали пирожки и бутерброды.
— Юлиуса к хозяину, — позвал униформист, и Осип, успевший облачиться в военную форму, зашел в конторку.
Дородный, брыластый Воргулев, старый цирковой волк, еще не снял черного торжественного фрака шпрехшталмейстера. Он несколько месяцев руководил читинской труппой, но хозяином его называли по старой, дореволюционной привычке, теперь Воргулев являлся лишь главным пайщиком. Труппа делила общую прибыль. Каждый получал в соответствии со своей ставкой, а назначал ее и лично выдавал деньги сам Воргулев. У Осипа ставка была из высших — иной раз ему приходилось до пяти рублей золотом за вечер. Правда, золотые монеты доставались в случаях редчайших: в Чите находилось в обращении с десяток различных валют, в их числе царские зеленые катеринки, керенки, колчаковские сибирские казначейские билеты, какие-то длинные в одну полосу, плохо пропечатанные купоны, кредитные билеты Дальневосточной республики, доходили сюда деньги и из РСФСР.
— Вот что, Юлиус, — мрачновато произнес Воргулев, снимая перед зеркалом остатки грима. — Я полагаю, что тебе пора обновить свой репертуар…
— Это почему? — удивился Осип. — Меня как будто принимают неплохо. «Матрос в бурю» — коронный номер, вы ведь сами говорили?
— Не отрекаюсь, было, говорил. Но время летит, и твой «Матрос», увы, изрядно постарел. А уж твои шутки про купца и рубль по кругу знает в городе каждый мальчишка. Учти, дорогой Юлиус, мы выступаем не в каком-нибудь Царево-Кокшайске, а в столице республики!
— Позвольте, хозяин, ведь я еще работаю слабую и тугую проволоку, снайперскую стрельбу?..
— Работал, работал, — досадливо отмахнулся старший пайщик. — Но пора придумать что-нибудь посвежее. Не забудь, ты на высшей ставке. Понимаешь, с кем работаешь рядом, какой замечательный состав у моей, то есть нашей, труппы? Знаменитости! Подумай над всем этим, Юлиус.
Вернувшись в казарму на Песчанке, Осип с горечью передал этот разговор Ивану Балину. Хотя Иван был на несколько лет старше Осипа и должность занимал немалую, шутка сказать, командир кавэскадрона, он дружески любил Казачка, ловкого, смелого и веселого артиста, да еще и доброго, щедрого парня. Казачок охотно делился с однополчанами своими заработками, а уж дружка Ивана, широкую натуру, любителя пустить девицам пыль в глаза, никогда не забывал.
Выслушав Осипа, Балин гневно сверкнул глазами:
— Ишь ты, хозяин-барин, так и норовит семь шкур содрать с трудящегося человека. Все ему мало. А ты, Оська, не поддавайся, гни свое. Ежели еще станет прижимать, хряпни ему прямо по буржуйской морде. А коли опять хвост поднимет, скажи нам, можно и шашкой поиграть…
Осип грустно кивал головой. Конечно, ребята его не выдадут, помогут. Если туго придется в цирке, сам Аксенов станет на его защиту… Только ведь есть у старика Воргулева своя правда. Хочет, чтобы я работал, искал. Да и никакой он не буржуй. Своего положения руководителя труппы добился долгим изнурительным трудом. Еще в прошлом веке работал он у знаменитого циркового антрепренера Эразма Стрепетова. Был отличным борцом, да и теперь прекрасный рефери, борцовский судья, а также недурственный клоун, ну и, понятно, осанистый шпрехшталмейстер, красиво и звучно объявляющий номера и исполнителей. Голова у Воргулева что надо. «С изюминкой», — так говорят старые циркачи.