Ромий же, по-видимому, понял. Он знаками приказал тем, кто был с ним, успокоиться и ждать, чем кончится дело. Статуя Мефиса была сильной, и эта несметная сила, — направленная на самое себя, — быстро пошатнула её. В конце концов, когда значительная часть статуи уже грудой лежала у своих ног, Мефис рухнул.
Остался только Бала… Вернее, остался бы, если бы третья огромная статуя вдруг не застыла. Фигура в мантиях, — согнувшаяся, чтобы пришлёпнуть трёх тораджанцев своими табличками, — покачнулась и упала. Но упал Бала не в том направлении, в каком ему полагалось упасть. Вместо того чтобы рухнуть вперёд — к своим несостоявшимся жертвам, — изваяние вопреки здравому смыслу повалилось навзничь.
Только когда оно разлетелось на полу на куски, стала понятной причина его внезапного и необычного разрушения. Ульдиссиан, с ещё более мрачным видом, чем у Мендельна, проходил через огромную груду сокрушённого камня, путь сам расчищался впереди него.
Мендельну не понравилось то, что он прочёл в глазах старшего брата. Он не дал понять Серентии, что Ульдиссиан имел дело не только с парой демонов, но и самой Лилит. Узнай она это, дочь торговца устремилась бы туда впереди даже бывшего любовника демонессы.
В конце концов, Лилит была так же виновна, если не больше, в смерти Ахилия, чем Люцион, — который был только непосредственным орудием. Лилит подстроила всё это.
Лилит, память о которой без сомнения будет разрывать сердце Ульдиссиана до самой его смерти.
Брат Мендельна огляделся и оценил потери, причинённые статуями:
— Чтоб её…
К счастью, Серентия отвернулась, чтобы помочь раненным. Это дало братьям возможность поговорить.
— Ничто не разрешилось… — угадал Мендельн.
— Ничто… — Ульдиссиан продолжал рассматривать мёртвых. — Так много…
Младший брат удержался от любых замечаний. Он уже понял, что его собственное недавно сформированное мнение о смерти не всегда подходило Ульдиссиану.
Что-то, похожее на сильный громовой раскат, потрясло храм. Ульдиссиан посмотрел вверх, его выражение ещё больше ожесточилось.
— Огни и другие разрушения взяли своё. Храм вот-вот рухнет, — он миновал Мендельна. — Уходите немедленно! — прокричал он остальным. — Наша работа здесь закончена!
Ульдиссиан умел приказывать так, что никто не мешкал. Мёртвые были оставлены на своих местах. Не то чтобы они с такой готовностью были забыты, просто выжившие знали, что их предводитель не стал бы выдворять их, не будь у него весомой причины. Кто-то помог вынести раненных, которых Ульдиссиан без сомнения попытается вылечить позднее.
Мендельн обратил свой взор на брата… И его внимательный взгляд заметил внезапное напряжение в выражении последнего.
— Ульдиссиан…
— Я сказал, нам всем сейчас нужно уходить, — голос Ульдиссиана оставался ровным, но вены на его шее начали пульсировать.
Раздался повторный раскат, гораздо более приглушённый. Мендельн заметил, что пульсация усилилась.
— Как скажешь, — наконец ответил он как можно мягче. — Но двери запечатаны…
— Нет, уже нет.
Мендельн принял ответ брата за правду, и точно: когда он повернулся, то увидел, что некогда запечатанные двери сами распахнулись сразу, как только первые сторонники Ульдиссиана достигли их. Никто больше не задался этим вопросом; они были преисполнены несокрушимой веры, что он проведёт их через что угодно.
— Им нужно идти быстрее… — процедил Ульдиссиан сквозь зубы.
Кивая, Мендельн ускорил шаг.
— Не задерживайтесь, — крикнул он остальным. — Двигайтесь осторожно, но живо.
Издалека Серентия поймала его взгляд. Он сообщил Мендельну, что она понимает истинное положение дел. Как и брат Ульдиссиана, она изо всех сил пыталась тихо выпроводить остальных.
Очередной раскат сопровождала лёгкая тряска храма. В стенах и потолке появились расколы, но в остальном громадное здание оставалось целым. Выбоины на полу были результатами предыдущих стычек.
Приблизившись к выходу, Мендельн почувствовал, как его овевает тёплый вечерний воздух. Зная, с чем они имеют дело, он считал каждый шаг, словно он был не менее важным, чем удар его сердца. Было бы просто приказать остальным бежать, спасаться бегством с опасного места, пока не слишком поздно, но это бы только наделало бед.
Снаружи светил огонь. В его ужасном свете Мендельн кидал взгляд на другие районы Тораджи. Самыми заметными были засаженные деревьями улицы, в листве деревьев ютились серки — маленькие приматы, почитаемые населением. Были там и высокие округлые здания, на колоннах которых были один над другими высечены могучие звери. Работа была выполнена так искусно, что казалось, будто звери в тревоге наблюдают за пожаром вокруг. На самом деле помешать огню захватить район не было никакой возможности, не то чтобы Ульдиссиана это заботило. Серки давно покинули зону, и всё остальное здесь несло отпечаток Триединого.