— Входи, входи, высший жрец Арихан! — позвал Примас на удивление возбуждённым голосом.
Делая, как приказано, Арихан подошёл ближе к трону. Приблизившись, он увидел Примаса, огромного, бородатого мужчину, на вид одновременно старше и младше, чем он, изучающего его со странным восхищением. Арихан снова подумал о недавних изменениях в личности персоны перед ним. Раньше он всегда знал, чего ожидать… Но на этот раз — нет.
По традиции, жрец встал на одно колено прямо у ног своего хозяина. Он знал, что Примас и в самом деле был отпрыском владыки Мефисто, но всегда поминал его по смертному титулу, а не по имени.
Никогда как Люциона.
— Великий и могущественный Примас, сын наивеличайшего Мефисто, твой преданный слуга, Арихан, здесь по твоей просьбе. Как я могу служить тебе?
Примас ответил короткой, странной усмешкой. Арихану доставило трудность не посмотреть вверх в ответ на этот приводящий в замешательство звук. Он никогда не слышал, чтобы хозяин смеялся столь… Столь безумно.
Почти сразу, как только он подумал это, жрец придержал кощунственные подозрения. О Примасе не годилось думать как о больном, это было неприемлемо и опасно для здоровья.
— Поднимись! Поднимись же, высший жрец Арихан! — почти весело приказал сидящий на троне.
Арихан подчинился. Он старался сохранить выражение уважения на лице и во взгляде. Возможно, это была проверка. Возможно, его хозяин хотел узнать, насколько решительным и преданным был Арихан.
— Я к твоему распоряжению, великолепнейший.
— Да… Да, ещё бы… — Примас опёрся на один из подлокотников трона. — Это… Я — Голос Триединого, не так ли?
— Ну конечно, великолепнейший, — Арихан почувствовал, что его брови начинают сходиться от озабоченности и замешательства, но попытался сдержать это действие. Он сохранит выражение обожания на лице, какой бы ни оказалась следующая выходка Примаса.
Да, ну конечно же это была какая-то проверка…
Примас заёрзал. Затем, словно он понял, как он выглядит, его лицо посуровело.
— Высший жрец Арихан! У тебя есть что-нибудь, что сказать мне?
— Н-нет, великолепнейший! Я только жду повелений от тебя!
— Очень хорошо… Очень хорошо… — маленькое белое тельце — паук, сообразил Арихан, — ползло по воротнику Примаса. Глава Триединого не обращал внимания на паразита, даже когда тот начал взбираться по его шее. — Это… У меня есть план, как наставить смертных на наш путь, высший жрец Арихан. Великолепный план! Но его нужно реализовать быстро, потому что в нём задействованы наши братья в Хашире.
— В Хашире? — повторил жрец, тщетно пытаясь не бросать то и дело взгляд на паука. Теперь он полз по подбородку Примаса, очевидно, всё ещё не примеченный.
— В Хашире… Да, Хашир будет идеальным местом, чтобы всё провернуть…
Арихан поклонился мудрости Примаса. Если у того был план, то несомненно он должен был принести чудесные плоды.
Паук теперь ползал возле уха, две ноги его даже влезли в него. Как ни старался, высший жрец Диалона не мог не глазеть на него.
Пауки… Арихан знал о пауках что-то этакое. Что именно?..
С поразительной сноровкой сидящий на троне вдруг схватил паука. Примас сжал ладонь, раздавливая существо в ней.
— Что-то не так, мой Арихан?
В первый раз с начала визита хозяин не назвал титула сухопарого человека. Хотя и встревоженный, Арихан сумел покачать головой.
— Очень хорошо… Очень хорошо… — ладонь оставалась сжатой в кулак. Примас широко улыбнулся… Он никогда раньше этого не делал. — Ты будешь моим агентом! Вот что ты сделаешь, чтобы привести Ульдиссиана к нам… Хочет он того или нет.
Арихан поклонился и стал слушать замысел Примаса. Он слушал, и все размышления о недавних причудах хозяина отодвинулись далеко на задний план. В конце концов, Арихан жил, чтобы служить Примасу; в конечном счете, только это имело значение.
Это… А также знание, что, даже если в сыне Мефисто и проявились признаки безумия, Примас по-прежнему мог раздавить Арихана также же легко, как того паука.
Глава девятая
Тьма окружала Мендельна, и казалось, будто тьме этой нет конца. Брат Ульдиссиана догадывался, что, если он будет бежать со всех ног так долго, как это возможно, он не заметит вокруг никаких изменений. Всё по-прежнему будет темно и пусто. Часть его была встревожена этим… Но другая часть проявляла нездоровое восхищение.
Но всё равно его опасения за Ульдиссиана превозмогли это восхищение, и чем дольше Мендельн стоял в тишине и одиночестве в окружении темноты, тем больше ему не терпелось вернуться… Если такое вообще было возможно. В конце концов, он, очень вероятно, был здесь узником.