– Посторонних не обслуживаем, – буркнула колобочная буфетчица и с кисловатым презрением посмотрела на протянутый ей червонец.
– Валюта есть? – спросил подошедший сбоку небритый дядька с коренящимся полым рогом на макушке головы и чёрным клипсом на левом ухе.
– Нет, – виновато ответил изголодавшийся невезунчик, конфузливо заминая в ладони необеспеченную золотым резервом банкноту и видя в клипсе признаки наглого шпионажа.
– Тогда вали отсюда, заграница.
Константину Нестеровичу ничего более не оставалось, как усилием зыбкой воли постараться вычеркнуть из своего разбитного сознания счастливого мальчугана с его приватизированным бутербродом, безразмерную тётку-буфетчицу, представшей перед ним самым отталкивающим образом беспардонной носительницей валютного беспредела, и целым и невредимым удалиться прочь от всей этой не вкушённой в радости сытости. Интересоваться же живой природой рогового нароста у щетинистого мужика он, конечно, не решился. Пестиков не был любознательным мичуринцем.
– Милок, помоги сумочку на плечо закинуть, – умоляюще смотрела на него древняя старушонка, костлявыми пальцами поправляя сбившийся платок на своей пепельно-седой голове и чуть оттопыривая наружу кривой клык под верхней губой.
Константин Нестерович великодушно протянул ей было руку бескорыстной помощи (уж никак не полагая видеть перед собой замухрышистое подобие бабы-яги), но ожившая вдруг бабка ни с того ни с сего громко засмеялась и, придерживая руками полы поблёклого от долгой носки сарафанчика, во всю мочь старческих членов бросилась к работающему эскалатору, не преминув прихватить с собой и грузную кладь.
– Ишь, чего удумал, затейный, чтобы я ему сказку рассказывала, – крикнула она напоследок, удачно вписываясь в габариты механической лестницы.
Огромные старинные часы на вокзальной стене в стиле Прованс, с бронзовыми римскими цифрами на циферблате и чёрными фигурными стрелками, звонко ударили в литавры. Молодой человек от неожиданности резко повернулся назад и увидел шествующего в одиночку генерала. Строгий дядечка в армейском мундире и с широкими красными лампасами на брючинах направлялся прямо на него. Его чинную маковку покрывала фуражка-аэродром, на плечи была накинута безрукавная бурка из овечьего войлока, и двигался он, непременно, хорошо отработанным строевым шагом.
– Удачного вам вечера, – пробасил статный военный.
– Здравия желаю, – только и нашёлся, что ответить, Константин Нестерович.
– Ищите что-нибудь?
– Да как сказать…
– И правильно. Если есть, что сказать, стойте и молчите. Это сущий бред. Все они вскоре отсюда куда-нибудь уйдут или уедут, а я останусь. Николай Ильич, – начальственно протянул он руку своему собеседнику.
– Константин Нестерович.
– Как вы полагаете, думают умные или все подряд?
– Человеки, да, – сбивчиво промямлил не искушённый в субординациях экс-моряк.
– Зря. Порядка от этого никакого. Идёмте.
И не успел осведомлённый Константин Нестерович быстрёхонько сообразить, что да почём, как тут же железнодорожная гавань для поездов незамедлительно исчезла, а перед нашим героем появился знатно обставленный служебный кабинет какого-то казённого ведомства. За массивным письменным столом, напичканном многой канцелярщиной, сидел Николай Ильич в почтительной форме сухопутного генерала и спокойно рассматривал в монокль с длинной посеребрённой цепочкой ошарашенного посетителя.
– Не тушуйтесь понапрасну. Вы находитесь в нужном департаменте одного заморского королевства. Я – военный министр. Мирные все, знаете ли, разбежались, – гладкие щёки генерала с трудом вместили ершистую улыбку напыщенного победителя.
При всём при том Николай Ильич не внушал большего опасения, чем породистая кунья акула Средиземноморья. Взаимный контакт с ним не требовал в целях безопасности обязательной защитной металлической сети или же надёжной рыбацкой остроги. Излишне не стесняясь высокопоставленного руководителя, чуть расслабившийся от свалившейся на него новизны, господин Пестиков самостоятельно принял вольное положение в мягком гобеленовом кресле с пружинами напротив и раздумчиво повёл достойную беседу с умным генералом.