– И что, убедил?
– Дудки, золото в воде не растёт.
– Как же тогда всё это понимать? – любопытствовал любитель, – может, нырнуть пару раз для порядка?
– Здесь ловить запрещено, – уже официально подвёл итог беспутной беседе дед Сашка. – Частная собственность.
По ходу постороннего диалога что-то неприятное шилом кольнуло в самое сердце нашего героя. Константин Нестерович опять сунул руку в карман брюк. Ему показались до обидного несправедливыми слова в свой адрес, что он, якобы, издевательски совал доверчивому озёрному смотрителю какие-то там медяки вместо золота. В кармане молодой человек нащупал желанные кругляшки, погладил металл кончиками пальцев и, умиротворённый, успокоился. Вытаскивать и разглядывать дорогую чеканку вновь не имело никакого смысла, особенно после того, как они со стариком в четыре глаза всё изучили в процессе сближения заинтересованных сторон, а привлекать чужой интерес окружающих было опрометчиво.
Проливание золотого дождя (а факт его идентификации без видеорегистратора отсутствовал) явилось противоестественным с точки зрения нормального развития событий. Переубеждённый любитель досадливо сплюнул на воду и повернул резиновую лодку назад к берегу. Доискиваться на мутном дне дешёвых медяков было глупо. На липучие же расспросы интересующихся коллег (тех, что не имели своих лодок), разумеется, потушенный рьяным темпераментом хлопотливого старика, он в нужном ракурсе и объяснил им увиденную аномалию. Не стоило городить изгородь казуального порока, не располагая непросроченным медицинским полисом. В целом же, официальные слова деда Сашки о частной собственности имели какое-то магическое воздействие и всяко взывали к законному послушанию. Перед ними меркло даже всегдашнее золото!
Вскоре в округе стихло любое беспокойство. Озеро приобрело прежний вид. Рыбаки на берегу продолжили запретный лов, а дед Сашка, добравшись тем временем до центра озера и убедившись, что все капли золотого дождя бесследно исчезли под водой, повернул обратно.
Ещё через полчаса, не разводя лишних дебатов по поводу происшедшего, они допили вишнёвую наливку и остатки водки, тем самым в какой-то степени выполнив и второй пункт закрытого решения, и говорить было вроде бы не о чем. Помолчали, неспешно дожёвывая копчёное сало, после чего в голову Константина Нестеровича пришла новорождённая маза, ничем не уступающая по значимости всем остальным его жизненным задумкам. Но для её осуществления необходимо было как можно скорее избавиться от присутствия присоседившегося старика, который в подпитии уже не был так грозен в вопросах запрещения частного вылова и не вызывал официального трепета.
Как будто прочитав на расстоянии смутные пожелания собеседника, дед Сашка вытер рукавом с губ сок от помидоров и стал без промедления собираться восвояси.
– Ты, парень, с водой не шути, – сказал он на прощание молодому человеку. – Я тут всё дно знаю: для рыбы оно, конечно, благодать, а человеку там делать нечего. Смотри, не утопись, – и он отчалил прочь.
Когда Константин Нестерович, оставшись один, наконец-то постиг всю пользу своего автономного положения, солнце перевалило за полдень; его лучи грели почти обжигающе, хотя бабье лето и было на исходе. Суматошный день не мог серьёзным образом воспрепятствовать задуманному, поэтому разнеженный следопыт решил искупаться и на деле осуществить свою нащупанную затею. Его сердечко работало бесперебойно, слабое головокружение от принятого не мешало остальному стройному ходу мыслей, а сам он оставался более чем внимателен к своему авантюрному поступку, рассчитывая впредь не измерять озёрную глубину пьяными коленями.
По расчётам Константина Нестеровича необходимо было проплыть метров пятьдесят-шестьдесят до того места, где по его наблюдениям в воду шлёпнулась ближайшая монета. Ему верилось, что он не нуждается ни в каких сокровищах, просто хотелось установить подлинность того, что золотой дождь, ей-богу, пролился, и стоит нырнуть.
Молодой человек скоренько преодолел отмеренное расстояние, не привлекая ничьего философского внимания. Разно рассуждать о пользе осеннего купания не приходилось. Останавливаясь, ловко подныривая и возвращаясь как бы снова к берегу, он являл собой вид праздно барахтающегося простачка из группы здоровья, но вместе с тем без передышки продвигался к намеченной цели. По-большому, что нестерпимо беспокоило следопыта в момент заплыва, – чего он до сих пор не знал и о чём своевременно не спросил у деда Сашки, – была та нелепица, что при скромных сведениях о рельефе дна, кроме того, что там есть мели, хорошо сохранившиеся в памяти артельного смотрителя, он абсолютно не имел данных о не мерянной никем глубине водоёма. Хватит ли ему самому натренированности лёгких, чтобы донырнуть до ожидаемого грунта?