Дальнейшее расследование требовалось перенести в другое, более удобное место. Им должна была стать квартира Константина Нестеровича, где гарантированно не случилось бы ни малейшего намека, не то чтобы на фигурирование «четвертушки», но и ни на одну сотую дюжины нахождения там посторонних лиц и надоедных ротозеев.
Из книжного запасника скромный служащий вышел с отрешённым выражением на смурой физиономии, слегка лишь подёргивая левым глазом от внутреннего волнения: шутка ли, найти такое! Никто, конечно, не обратил на него внимания, тем паче что в руке молодой человек держал второй том «Капитала» Карла Маркса, а это никак не могло его скомпрометировать в глазах вечных домохозяек. Только глазастая и хлебнувшая на своём веку массу экзерсисов судьбы, в актуальном понимании её стальной закалки и правильной координации движений в давящем потоке притязательной жизни, Татьяна Васильевна, по-своему оценив охвативший коллегу интерес ко всему старому и отжившему свой век, спросила его о примерно завершившемся поиске:
– Нашли что-нибудь?
Вопрос закумористо проник в сознание следопыта, между тем как всем вокруг показалось, что он носит тень праздного любопытства, ибо какую пользу можно было отыскать в подобном титаническом труде?
– Полистаю малость, интересно, – придавая своим словам оттенок гражданской активности, ответил Константин Нестерович.
Вечером того же дня на личной квартире, будто заново пробудившийся в порыве долгоденствия, приохоченный человек занялся алхимией слова. Собственно, аутентичной прикладной химии, как таковой, оказалось не много, точнее, изобретать ничего не пришлось. Константин Нестерович направленно порылся в справочной литературе, почерпнул в ней полезные советы, в том числе касающиеся обращения со старыми рукописными текстами, и приступил к изготовлению нужного раствора. Со стороны всё выглядело вполне лабораторно. В раствор беспрепятственно вошло множество разнородных ингредиентов от имеющихся под рукой стиральных, моющих, лакокрасочных и спиртосодержащих средств до дистиллированной воды, к этому времени пребывавшей в морозильной камере в виде бесполезных кусочков льда. Запасы последней некогда на шармачка достались их владельцу, как начинающему фитолюбителю, во время публичной презентации чудодейственных препаратов фирмы «Каллиостро». И теперь, без применения, водянистые ледышки хранились в холодильнике, абсолютно не стеснённые другими важными продуктами, наверное, ожидая справедливой очереди для полезного полива своего золотого корешка. Воспроизвести же в дальнейшем технологию данной смеси не представлялось возможным. Именно дурманящие испарения всего этого многолитражья, и, конкретно, его спиртосодержащей части, уже никогда бы не позволили бой-алхимику вспомнить мудрую формулу полученного спецраствора. Жидкость играла всеми цветами семицветной радуги, избыточно пенилась, и время от времени, – видимо, совершая булькающий процесс брожения, – пукала.
Опущенный в многореагентый раствор бумажный листок тут же намок и стал прозрачным, как тонкая калька. Даже невооружённым глазом было подчёркнуто видно, что на нём не осталось и намёка на прежние записи. Но Константин Нестерович пребывал в упёртой непреклонности. Казалось, что его феноменальное зрение необъяснимым образом флюоресцирует, и он может различать скелетные остатки исчезнувших каракулей чуть ли ни на их бимолекулярном уровне.
Продержав исследуемый листок в жидкости чик-в-чик столько, сколько, по его мнению, было вполне харе для удаления следов внешней грязи, жирной замусоленности, залежалого слоя времени и насыщения подопытного манускрипта живительной силой слова, новоявленный алхимик прихватно вытащил пинцетом объект исследования из фотографической кюветки и дал стечь излишней влаге. Выбрав идеально гладкую поверхность, Константин Нестерович расстелил бумагу на чистом стекле, вынутом из книжного шкафа, и бархатно разгладил её шероховатым ребром ладони. Разбухшая бумаженция приняла правильную прямоугольную форму и почти устранила все испещрения и микрогнутости. Набрякший от избытка сырости лист здорово походил на пропитанную кремом вафлю из рот-фронтовских конфет, но в рот как раз-таки и не просился.